И вот поразительное: интерес к Полю пропал, начисто схлынул после нескольких лет официального забвения. Тема просто затерялась в безграничном потоке мельтешащей на больших скоростях новостной ленты. И лишь где-то на периферии онлайна мерцали отзвуки каких-то тайн и загадок, обмусоливаемых одиночками-маргиналами на всяких сомнительных ресурсах. Эти-то ресурсы и подпитывали все те слухи, которые нет-нет да и подогревали ненадолго людской интерес к Полю.
Стас отслеживал всю эту тему, поскольку работал как раз в закрытом отделе анормального, и Поле так или иначе касалось его профессионально. Он, однако, ни на секунду не представлял себе, что жизнь подарит возможность самому побывать здесь – об этом ещё месяц назад не было и речи.
И вот он тут, в паре километров от мест, дышащих такими тайнами и чудесами, которые и вообразить сложно. Даже если они с Воиновым встретят тут хотя бы десятую часть из того, о чём перешёптывается онлайн, это будет невероятно.
Основная цель их поездки заключалась, правда, в другом, но уж она вряд ли достижима. Так думал Стас, хотя Воинов, кажется, придерживался иного мнения – тут уж как получится, никогда заранее не угадаешь…
– А это кто? – внезапно спросил Воинов у Макряка, придержав стариковскую ладонь.
Стас вздрогнул. На экран телефона выскользнула фигура человека – высокого, плечистого, с длинными рыжими волосами, скрученными в ниспадающий на плечо хвост. Фото нечёткое, мутное, но даже в легкой набегающей тени угадывалось лицо – жёсткое и волевое, лицо человека, привыкшего повелевать.
– Этто? – дед Макряк замешкался. – Да шут его знает. Один какой-то там, из Института. Я с ними не общщаюсь, обхощщу стороной.
Воинов снова прихмыкнул.
– На учёного непохож вроде бы…
– А я разве сказал, что ущщёный? – будто бы даже удивился Макряк.
Воинов переглянулся со Стасом, в его взгляде мелькнула вопросительная нерешительность.
– Так, – перехватил в свои руки инициативу Стас. – Давай-ка без этого тумана. В Институте живут ещё какие-то люди?
Дед насупился, смахнул изображение с экрана и снова потянулся к несчастной своей кружке.
– Не знаю я нищщего.
– Не гони давай…
– Не общаюсь я с институтскими, щто неясного? Этот щёрт так вообще случайно встретился в лесу – я его видел-то один раз всего.
Воинов задумчиво забарабанил пальцами по спинке стула. Наконец что-то решил.
– Ладно, Макряк. Скидывай мне в мессенджер все фотки, и на этом сейчас разговор закончим.
Пока Воинов диктовал деду свой айди, Стас размышлял о том, что, конечно, туева хуча тайн скрывается даже здесь, в ветхой хате столетнего деда. К нему их переправили местные, потому что Макряк единственный из деревенских, кто отваживался на прогулки в Поле и в его лесные окрестности. Казалось бы, эта человеческая окаменелость максимум может проковылять от печи к нужнику во дворе, а поди ж – нагуливает километры в опасную глушь. И это наверняка неспроста, в чём-то и тут подвох.
– А всё же, дед, – добил в конце разговора Макряка изначальным вопросом Воинов. – Что эти голоса шептали?
И дед ответил, хотя раньше упорно играл в молчанку:
– Ну, щщептали щто-то типа того, щщто из дыма лучшие придут.
– Чего? Что за бред?
– Да не знаю я нищщего, сразу же сказал вам, отвяньте уже…
Стас и Воинов вышли во двор, Воинов достал из кармана «айкос», задумчиво затянулся.
– Видел, Стасян? Это же точно он?
– Да, Васютка это, без сомнения. Выглядит, кстати, хорошо, как будто даже помолодел, – кивнул Стас.
– Тогда двигаем до Института. Пора брать учёных за тёплые бочка… Ты сядешь за руль-контроль, ладно?
* * *
Прямой дороги от Института к Полю не было, приходилось продираться через лес, который тут, в округе, тянулся от озера до Протасово, местной деревеньки. Слово «продираться» было вполне подходяще: Илья давно заметил, что природа вокруг Поля постепенно меняется, и довольно сильно, неожиданно, совершенно невообразимо.
Мало того что ранее перекрюченные, нависающие угрюмой кроной дубы, бересты и вязы вдруг расправились, подтянулись и как-то раздались вширь. Не беда и в том, что густые заросли боярышника, бересклета и свидины тоже будто бы налились силой и полезли ввысь, перерастая размерами человеческий рост. Самое удивительное, что внезапно наполнился байрачный хмурый лес совсем уж невиданной флорой, которую и не описать-то толком. Зазеленели отовсюду кусты с ядовито-жёлтыми, похожими на колёсики замысловатого механизма листами. Их зигзагами перехватывали голые, без всяких листьев и ягод синюшные стволы не пойми чего – эти задумчиво похрустывали, будто перемалывая внутри что-то жёсткое. Высунули из земли тут и там огромные красные лопухи стеблей взлохмаченные цветы, в чашечках которых шевелились усики с набрякшими тёмной жидкостью бомбонами. И много ещё другого – удивительного, непонятного – внезапно наполнило их родную балку, – на радость биологу Института, Евген Васильевичу.