Ну твоей же паучьей матери, и ты туда же? Я ещё в глаза не видела эту деву, но у меня на неё уже стойкая аллергия!
— Отлично! При чём тут я?
— Я хотел убедиться, что к моменту её прибытия между нами не останется недомолвок.
Ну что за вечерочек, а?
— И это должно значить?..
— Я люблю тебя.
Я окинула это пернатое чудо скептическим взглядом.
— Мне уже можно смеяться, или как?
— Дело твоё. Но это правда.
Как у нас всё запущено, однако.
— Ты всем говоришь это спустя неполный день знакомства?
— Я никому этого раньше не говорил, — простите, что? — Но никто раньше не заглядывал в мою душу — и не открывал мне свою. Никто раньше не был настолько на меня похож. Никто не пытался помочь мне, точно зная, что я такое на самом деле. Никто раньше не понимал на самом деле. Это равносильно очень длинному знакомству, разве нет?
Паучки-домовички, а ведь он, кажется, всерьёз верит в то, о чём говорит…
И что мне ему ответить, интересно?
— Могу только посочувствовать, — сказала я сухо. — Мне это, уж извини, не слишком интересно.
Он усмехнулся.
— Это ничего. Я докажу тебе, что достоин быть твоим мужем…
А?!
— Если я напишу на плакате “Не заинтересована” и им помашу, это поможет? — и так понятно, что нет, ибо товарищ не слышит вообще никого, кроме самого себя. Но попытаться-то я должна, правда?
— Я смогу тебя переубедить, — его улыбка была широкой и сияющей. — Я докажу тебе, что достоин твоей любви.
Это был какой-то поразительный бред, который по-хорошему и в комментариях не нуждался, но всё равно каким-то образом жил в голове.
В головах.
Потому что слышала я это в своей жизни не в первый и даже не в сотый раз.
Я вздохнула, критически осмотрела стол и подцепила ближайшую бутыль с лёгким вином. Напиться я не могла чисто физически (о чём в дни вроде этого даже жалела), но привкус белых слив, оставшихся на языке, слегка примирил меня с окружающей действительностью и даже настроил на более миролюбивый лад.
— Ты ведь понимаешь, что это концепция, больная со всех сторон? — уточнила я. — Любовь — это не соревнование, не то, что можно заслужить, не то, чего надо быть достойным. Если тебе говорят “чтобы добиться моей любви, принеси мне голову редкого зверя” — значит, кивай с умным видом и иди пьянствовать в трактир. Тот же КПД, просто поверь мне. И, с другой стороны, если тебе вполне серьёзно говорят “не заинтересован” — это значит именно то, что значит. Тут не в чем переубеждать. И нечего заслуживать.
Он склонил голову набок.
— Да брось. Слова красивые, кто бы спорил. Но то, что за ними… Хочешь сказать, ты в это веришь? Что хоть кто-то хоть кого-то любит просто за то, кем он есть? Что бывает любовь, которая не даётся в качестве награды за заслуги?
Что же, уел.
Я перекатила вино на языке, прислушиваясь к оттенкам вкуса, и решила, что имеет смысл ответить откровенно. Сейчас он не поймёт, конечно — просто слишком юн. Но возможно, однажды…
— Есть любовь такая, какой она дана нам в концепции божественного — причём не важно, о каких богах идёт речь, пока мы подразумеваем под “божественным” природу, колесо жизни и основу творения. Эта любовь не имеет отношения к заслугам, наградам и поощрениям. Она безусловна, она дана нам вне зависимости от нас и подобна стихии. Она прекрасна и ужасна, нежна и безжалостна, холодна и обжигающа. Она подобна жизни и подобна смерти. Она подобна наслаждению и подобна боли. Она — суть магии, искусства и любого творения. Все могут испытать её, но не все позволяют себе испытывать… Такую любовь не нужно заслуживать. Ей нужно просто открыть дверь. И, с другой стороны, любые признания в любой любви будут невольной ложью, если они исходят от того, чья дверь не открыта.
Он слегка поморщился.
— Меня не слишком интересует, что там нам даёт божественное, — ответил он сухо, — мне плевать на богов. Я не верю в них и способен всего добиться без их вмешательства. Или вопреки ему. Я уже переиграл судьбу, которую мне уготовали боги!
Ну-ну.
— Неверие как форма истовой веры, да? — хмыкнула я.
— Что?..
— Не обращай внимание, мысли вслух… Нет смысла продолжать этот спор, мы в любом случае будем говорить на разных языках. Я всего лишь говорю: да, в смертной жизни всё буквально кричит нам, что мы должны быть достойны любви, суметь её заслужить. Но то, что так есть, не значит, что так должно быть… Но я заболталась. Ты ведь видел, как я стала Паучьей Королевой, верно?
— Ты заключила сделку, согласно которой ночь с тобой убьёт партнёра. Или поработит его волю, а потом убьёт.
— Именно, — усмехнулась я. — Это типично для Чёрной Вдовы, и это был мой выбор, который я повторила бы, случись оказия.
— Я видел, — скривился он. — Этот мерзкий старикашка…
— Такой же Тёмный Властелин, привыкший получать желаемое любой ценой, как ты или я… Но не о том речь. Я не жалела о том выборе никогда, но он нёс за собой некоторые… последствия. И неизбежно пришёл с ценой.
— Ты всё ещё можешь делить постель с достаточно сильными магами.
— Могу. Если вдруг захочу. Но это всё ещё не имеет отношения к любви… Я скажу это в первый и последний раз, Да-Ар. Я не собираюсь замуж, потому что мне это не интересно, и ты не сможешь сделать ничего, чтобы меня переубедить; я не полюблю тебя так, как тебе хочется, потому что на этом этапе никто не полюбит тебя так, как тебе хочется… Единственное, что могу предложить — можешь остаться на ночь. Я не отказалась бы расслабиться, но это будет разовая акция, после которой ты будешь обессилен несколько дней, а эта личина, скорее всего, вообще рассыпется в пыль. Уверен, что оно тебе надо?
Он помолчал, разглядывая меня, а потом сказал:
— Не сегодня, но я найду способ завоевать твоё сердце, спасти тебя от этого проклятия и сделать счастливой. Обещаю, — и вышел.
Ну приехали. Теперь у него, понимаешь ли, спасательная миссия… Тьфу.
Я тяжело вздохнула.
Почему никто из вас никогда не спрашивает, хочу ли я сама от этого проклятия спасаться? И конечно, ни одного моего слова он не услышал…
Я подхватила со стола графин и устроилась на подоконнике, глядя на неверные огни спящего городка и контуры гор на горизонте. Пройтись что ли в лес… Минуточку. А это ещё что?
Пейзаж дрожал, казался полуреальным, нарисованным. Мир волновался, и моё раздражение от этого вечера нашло своё объяснение: волнение мира отражалось на мне. Я чувствовала это в нитях, в дрожи реальности за окном, в небе, в отражениях, в снах…
Что-то случится.
Что-то приближается…
Я нахмурилась, прислушиваясь к ощущениям. Может ли быть?..
— Дева Фаэн, — прошептала я, с изумлением ощутив, что попала в точку, — что с тобой не так? Кто ты на самом деле?
Нити дрожали.
Воздух застыл, как будто весь мир повис над пропастью…
Да что тут происходит вообще?!
17
Дева Фаэн, как и ожидалось, была чиста и прекрасна.
Это я, в целом, могла ей простить… В теории.
Но концентрация чистоты и прекрасности в одной отдельной конкретной деве заставила мои зубы заныть ещё даже до того, как я толком исследовала ауру девы — а это, скажу я вам, уже показатель.
Надо обладать недюжинными талантами, чтобы вызвать у меня настолько резкую и мгновенную антипатию.
Такое давно уже никому не удавалось.
Не то чтобы моё раздражение было совсем необоснованным, впрочем. Откровенно говоря, старому больному злу вроде меня оказалось довольно сложно вынести чью-то чистоту и прекрасность с утра пораньше, без предупреждения и объявления войны. Что им тут намазано, пауками их мать катать!..
Но всё по порядку.
Так вот, тем утром меня разбудили так рано, что приличные дамы с интересной жизнью в такое время обычно ещё даже не ложились.
Моя жизнь ленивого зла, хоть и приобрела в последнее время отчётливый привкус цирка на гастролях, была всё же недостаточно интересной, так что я благополучно спала. Тем не менее, уснуть я успела совсем недавно, предварительно вытерпев несколько представлений и покопавшись в перепутанных вероятностях этого мира на закуску. И, если незваные гости и усыновляющие низшую нечисть детишки меня в худшем случае слегка распаучили, то нити вероятностей…