Однако, когда дело доходит до исполнения обязанностей древнего зла, совсем без снов было бы очень сложно.
Моя паутина давно раскинулась вокруг, оплетая сны и разумы, соединяя меня как с многочисленными игроками на этом поле, так и с обычными людьми…
Я поморщилась, ощутив привкус фантомной крови на губах.
Здесь, на границе сна и подпространства, нанесённая мастерои Лином рана показала себя во всей красе: я не могла сменить форму, с трудом котролировала сознание и чувствовала себя, в кои-то веки, на свой настоящий возраст: усталой старой развалиной.
— Ладно, — вздохнула я, — так и быть.
Моя паутина пришла в движение, пауки стремительно поползли во все стороны, захватывая сознание за сознанием, обращаясь страхами и кошмарами, советчиками и испытаниями. Сила из этой паутины медленно, но уверенно потекла ко мне, восстанавливая повреждённую сущность.
Обычно я не слишком люблю такой метод, но здесь и сейчас он был лучшим решением.
Более-менее восстановив силы, я перекрыла канал, предварительно убедившись, что никого не прибила в процессе и каждому из использованных людей оставила в подарок что-то, чтобы не быть должной: я, если уж на то пошло, весьма вежливый кошмар. Так что всем своим жертвам, которым не собираюсь вредить по-настоящему, я присылаю утешительный приз. Откровение там, восстановление потерянного воспоминания, преодоление определённого порога… Последнее чаще всего, потому что это моя специальность.
Не всем пойдёт на пользу, конечно. Но это шанс на лучшее, а значит, мой долг погашен; что уже они будут потом делать с моим подарком, меня никаким образом не касается.
Когда с проблемой самочувствия я более-менее разобралась, на повестке дня встали другие вопросы. И я отправилась гулять по снам, решив начать с основного развлечения текущей ночи.
…
…
Император был стар.
Он обучался магии однажды, но не достиг в ней достаточных успехов для того, чтобы претендовать более чем на пару сотен лет. Никакие многочисленные эликсиры и вливания сил не могли гарантировать ему большего.
За это я в принципе люблю магию: в этой силе, в отличие от власти, существует хотя бы жалкое подобие справедливости… В определённой её форме.
..Император состарился, и дни его, с моим влиянием или без него, в любом случае были сочтены. Он и сам это знал, если присмотреться и разобраться; не признавал вслух, но и не желал принимать это знание, позволяя ему точить себя изнутри.
Войдя во Дворец его сновидений, сложно было не заметить этого тлетворного влияния страха перед неминуемой смертью, что дышала ему в затылок.
Оттуда же брало свои корни подсознательное желание утащить за собой так много людей, как только возможно.
Собственно, если заглянуть глубже, вся эта история с “давайте разрешим принцам призывать так много демонов, как они захотят, и отдадим трон тому, кто убьёт Тёмного Властелина” тоже имела именно такую природу. Все подобные истории прорастают из одинаковых корней, они узнаваемы с первых нот.
Нет, разумеется, если бы вы спросили самого Императора, он сказал бы, что это тут ни при чём. Он отыскал бы тысячи причин и разумных доводов, оправдывающих его поступки. Но вот незадача: его подсознание было честнее сознания, а действия говорили громче слов. Он уже нёсся по этому пути, пройдя точку невозврата, и не мог повернуть обратно.
Во сне Императора дворец был мрачен и величественен, полон жизни, но и лишён её. Небрежно шагая в тени крытого павильона, я наблюдала за болезненно-натужным весельем пира, что снился императору. Наложницы с одинаковыми лицами, придворные с идентичными оскалами, густое, как кровь, вино, и несмолкающий шёпаот моих пауков на фоне.
“Они все хотят обмануть тебя.”
“Они все хотят сбросить тебя в яму.”
“Они все тебе лгут.”
“Они смеются над тобой, пока ты не слышишь”
“Они ждут, когда ты умрёшь”
Шёпот и злорадный смех эхом гуляли по коридорам.
Император кричал:
— Казнить их! — и кровь текла на землю роскошных садов, и головы катились по газону — и шептали, и смеялись, а наложницы, не обращая ни на что внимания, сорвали платья и принялись извиваться в траве, обнажая звериные пасти…
До чего же похожи у них сны.
Сколько таких вот королей встречала я на своём пути? И сколько времени должно пройти, чтобы лица их не сливались у меня в одно, то самое, на которое я впервые смотрела, стоя среди толпы прочих невест?..
Я холодно улыбнулась.
Получать удовольствие, мучая живого, представляя на его месте того, кто давно умер — слабость и классический путь к саморазрушению. Люди бесконечно мстят обидчикам, давно мёртвым или ушедшим, и тем самым загоняют самих себя в тупик, не видя вокруг ничего, кроме бесконечных отражений прошлого…
У меня ушло много лет, чтобы научиться держать этот порыв в узде, замечать его и осознавать. Но в глубине души я всё же радовалась, что этот император именно таков.
Это всё упрощало.
Я выступила из тени павильона, скользя среди всей этой фантасмагории навстречу сновидцу, чьё лицо дрогнуло, пошло рябью, но всё же не стало лицом моего старого знакомого.
Маленькая личная победа.
Я, с другой стороны, преобразилась, обретая лицо, которое он сам для меня вообразил. Это не что-то новое: духи, которые приходят в сны, безлики, и только сам сновидец дарует им облик в соответствии со своими слабостями и страхами, воспоминаниями и надеждами.
Я позволила его сознанию и представлениям смешаться с моим сценарием. И, вполне неожиданно, вдруг стала юной девушкой, почти девочкой, с доброй улыбкой, болезненно-хрупким телом и большими серьёзными глазами.
— Братик, — сказала я-она, позволяя всем звукам утихнуть, а искажённым порождениям больного сознания — замереть, — всё хорошо, я здесь. Теперь всё в порядке.
С любопытством и нотой горечи я пронаблюдала, как волны проходят по лицу старого императора, обнажая беззащитный, доверчивый и полный тепла взгляд.
Я и не хотела бы знать, но это был вопрос уважения к нему — и, что важнее, собственного развития. Потому я заглянула в его сознание и посмотрела, как он играет с этой девочкой, своей сводной сестрой, во внутренних садах дворца. Она была его единственным другом — и единственным светом в мрачной, полной интриг и насилия атмосфере этого насквозь пропитанного ядом, жестокостью и страхом места.
Когда начался очередной виток борьбы за власть, мать этой девочки была обвинена в измене императору. Едва ли обвинение было справедливым, но как знать; так или иначе, принцесса и её мать были подвергнуты сначала пыткам, а потом казни на глазах у прочих членов семьи. Этот император тоже был там, тоже смотрел.
Именно это зрелище стало для него поворотным этапом во многих смыслах. В том числе, именно потому его гарем был самым многолюдным (и отличался самыми жестокими публичными наказаниями) за последние несколько поколений…
Я покачала головой.
Почему все эти истории так похожи одна на другую?..
Хотя, риторический вопрос.
— Братик, — сказала я мягко, — всё хорошо. Я знаю, что ты очень устал. Может, этот бал пора прекратить? Музыка становится слишком громкой, и давно стемнело. Думаю, тебе стоит отдохнуть.
Он опустил веки, тяжёлые, будто сви нец.
— Я… очень устал… милая, я…
— Всё хорошо, — сказала я тихо, положив ладонь ему на щёку. — Всё хорошо, пора спать.
Он счастливо улыбнулся и прикрыл глаза.
Где-то там, далеко от царства снов, тело императора перестало дышать.
Я постояла, глядя, как медленно растворяются вокруг тени наложниц, и лужи крови, и золото роскошных украшений… А после устало вздохнула.
Они всегда, всегда одинаковые. Раньше мне казалось, что это отвратительное зрелище, потом — что жалкое… Но теперь я выросла достаточно, чтобы осознавать, насколько это грустно.