В дверь поскреблись, а потом она распахнулась и явила нашему взору дворецкого Гюнтера, устало-обреченно висящего в мощных руках рыцарей, охранявших Канцелярию с той стороны двери.
— Ваше Императорское Величество, — тем не менее, торжественным как всегда голосом, провозгласил Гюнтер, — в тронном зале собрались ваши верные слуги, нижайше просящие вашей справедливости на суде. А через час у вас назначена встреча с господином Бульктерьером, послом морского царя Его Величеством Морифантом Седьмым.
Не хочу. Вот не хочу и всё тут. Надоели эти государственные дела, сил моих нет.
— Иду, — я взял сигару из коробки помахал ей, — сейчас перекурю и приду.
И чтобы меня никто не заподозрил в оттягивании неприятного момента, пришлось на самом деле закурить. Из кончика пальца вырвался огонёк и я запыхтел крепкой и совсем не вкусной сигарой, мысленно отдавая приказ личной гвардии отпустить Гюнтера.
Ну, да, так я тоже теперь умею. И прикуривать от пальца и мысленно управлять всеми тридцатью рыцарями-зомби и еще кое-что, так, по мелочи. Эти умения мне от Кощея в наследство достались. Не сразу, а эдак потихоньку проявляться начали. Я первый раз жутко испугался, когда вот так же прикурить хотел, а палец как зажигалка сработал. Целый консилиум местных специалистов по колдовству собрал и только когда древний колдун Лиховид Ростиславович объяснил всё, чуть-чуть успокоился. Нормальное дело оказывается. Дворец подстраивается к новому Кощею, а я он и есть по факту, и возникает такая связь колдовская. Я и вникать в это не хочу, не интересно. Ну могу я почувствовать теперь, как бесы топочут по коридору, сперев с кухни свиной окорок, ну и что? Радости с того никакой, одно только раздражение и так обессиленного организма.
— Деда, — позвал я, разгоняя рукой едкий дым от лица, — готовь мой карнавальный костюм, чтоб его.
— Уже, внучек. Вставай, одевать тебя будем.
— Я не нужен вам пока, Федор Васильевич? — спросил Калымдай. — Я тогда пойду, погоняю парней своих.
Кивнув ему и затушив сигару, я со вздохом поднялся и отдал себя на растерзание Михалычу. А тот уже держал в руках серый плащ с большим капюшоном:
— Давай, внучек, заныривай. А что енто ты ложку свою амулетную не одел?
Что, правда? Да, действительно, забыл. В первый раз за два месяца. Я сбегал в свою спальню и, взяв со стула около кровати, небольшую медную ложку на простой веревке, повесил её на шею. Это мне Кощей выдал при расставании. Стукнешь ей раз по любой твердой поверхности и вызывай Горыныча, да приказывай ему. Хорошая штучка, хотя таскать её с собой все время нужды не было, но я таскал. В память о Кощее и как талисман наудачу. Да и просто прикольно было по дворцу шататься с ложкой на груди. А вот такие заскоки у царя-батюшки, а кто слово скажет, того сразу же на вылизывание сортиров. Для первого раза.
— Давай, дед, напяливай на меня балахон этот, — вздохнул я.
— Чаво вздыхаешь? Хорошая одёжка получилась. Всем нравится, да и паразитам моим, Тишке да Гришке, спать на ей больно удобно.
— Ну да, — фыркнул я, — для твоих бесенят и заказывали.
— Жалко тебе, Федька?
Гюнтер у дверей поморщился. Как же, царя-батюшку, да так по-простому, по имени обзывают. Ничего, потерпит. Я же его терплю. И кстати, теперь терпеть заносчивого и противного… нет, не так, вот так: пра-а-ативного Гюнтера, мне стало гораздо легче. Раньше он меня просто раздражал своим высокомерием, а после того, как Кощей на банкете в честь победы над Вельзевулом, отпустил про меня идиотскую шуточку, да с лёгким таким нетрадиционным уклоном, Гюнтер вдруг расцвел с совершенно неожиданной стороны и стал доставать меня повышенным вниманием к моей персоне. Как тогда издевались мои милые сотруднички надо мной… Сейчас же, когда я сам стал Кощеем, Гюнтера как подменили и никаких намёков на любые личные отношения он себе не позволял. Наверное, единственный плюс в моём нынешнем положении.
Плащ в этот раз одели быстро, уже приловчились, и я скомандовал:
— Теперь, шлем… чтоб его…
— Да ладно, внучек, не капризничай, полезная штука… Подставляй башку… ага, так… Вот так от!
Шлем мы позаимствовали от знакомого мне уже рыцарского доспеха. Ничего такого особенного, обычный шлем в форме волчьей морды, но были у него и важные качества, ради которых я и соглашался таскать на себе этот кошмар. Во-первых, он, само собой, закрывал моё лицо. Придворные и так хорошо меня знали, а вот гости, ну там, послы, представители зарубежных синдикатов, всякие там Иван-царевичи в поиске приключений и тому подобная публика, крайне удивлялись, завидев моё прекрасное, благородное, привлекательное (ну, вы поняли, какой я красавчик, да?), но неподобающе юное для Кощея лицо. А во-вторых, шлем прекрасно искажал голос. До голоса Дарта Вейдера я не дотягивал, но впечатление всё равно производил. Хотя вся Канцелярия долго хохотала в первую примерку и просила спеть песенку. Им-то смешно, а мне в этом железе париться, да еще и пирожок, который заботливый дед сунул мне в карман, не съесть — забрало не открывалось и шлем можно было снять только целиком.