Из-за приглушенных завываний ветра и стука дождя место выглядело еще более заброшенным, чем обычно.
«Вперед!» — прошептала она сама себе и сделала глубокий вдох.
Затем бросила рюкзак на пол и медленно направилась к двери, которая вела в узкий главный коридор. Стикеры, оставленные предыдущими жильцами, покрывали его стены, оклеенные видавшими лучшие дни обоями. Кое-где виднелись следы огня. Штукатурка на потолке местами обвалилась, обнажив брусья и балки.
Труп здания медленно разлагался.
— Я здесь живу! — громко произнесла она, потому что поверить в это без некоторой доли самовнушения было непросто.
Она прислушалась к звукам, наполнявшим дом, к гудению водопроводных труб, скрипу половиц, пощелкиванию и жужжанию давно пришедшего в негодность бойлера. Она вслушалась в эти звуки и в тишину между ними.
Как она ни старалась взять себя в руки, но сердце ее стучало все быстрее и быстрее.
Он предупреждал, что она еще не готова вернуться сюда, но она не придала значения его словам. Почему это — еще не готова?
Она стояла у подножия лестницы, вглядываясь в темноту. Лестница казалась переходом на иной уровень реальности, дверью в мир снов. Она начала медленно подниматься по лестнице, глядя себе под ноги, стараясь не думать о том, что в темноте ее, возможно, кто-нибудь поджидает.
Ступенька за ступенькой, ступенька за ступенькой.
Мимо двух комнат с наглухо заколоченными дверями, на которых нарисованы похожие на цветы значки биологической опасности и написаны имена любимых.
Четвертая дверь налево.
Внутри — матрасы на полу, мятые простыни. Пустые бутылки из-под воды. Несколько компакт-дисков.
Перевернутый телевизор, уткнувшийся погасшим лицом в осколки собственного экрана.
Она вошла в комнату, стараясь отделаться от ощущения, что кто-то идет за ней следом.
Может, и на самом деле она вернулась слишком рано.
«Все в порядке», — сказала она себе, машинально потерла запястье и снова ощутила жгучую боль.
Упав на матрас, она почувствовала, как все ее мышцы словно вздохнули с облегчением. Лежать она могла только на боку из-за металлических стержней в спине — остатков того, что прежде было поддерживающим позвоночник сплошным металлическим корсетом. Она посмотрела в сторону окна.
Сначала она решила, что это просто дождь стучит по карнизу или ветви дерева скребут по стеклу, но потом поняла, что у этого звука совсем другая природа. Она отчаянно попыталась затаить дыхание.
Но тут внезапно вспыхнул яркий свет, и перевернутый телевизор тут же начал светиться.
— Нет!
Она с отвращением услышала свой собственный истерический визг, но с этим уже ничего нельзя было поделать.
Шипение эфира постепенно нарастало, словно кто-то вертел ручку громкости на телевизоре, который не был даже включен в сеть.
Ей отчаянно хотелось подняться с матраса, сесть, заткнуть уши — совершить хоть какое-нибудь действие.
Еще одна вспышка, на этот раз яркая, словно небольшой взрыв.
Что-то мелькнуло за окном. Какая-то тень.
Она отвернулась, пытаясь убедить себя, что это все ей только чудится, но, снова посмотрев в сторону окна, увидела силуэт за холодным оконным стеклом, и паника охватила все ее существо, застряв комком в горле. Это была человеческая фигура — зернистая и искаженная, как изображение в неисправном телевизоре.
Она вскочила с матраса и кинулась прочь из комнаты.
Белизна медицинского кабинета резала глаза. Очевидно, его покрасили таким образом, чтобы создать ощущение преддверия Рая.
Лука быстро и умело ввел иглу в ее локтевой сгиб и приготовил следующую.
Она, стараясь не видеть совершаемых манипуляций, смотрела Луке за плечо. Вот ряд из трех кроватей: две были пусты, шторки перед третьей оказались слегка задернуты. Вот сверкающая никелем техника вдоль стен, а вот маленькие окошечки в стене времянки, из которых видно стройплощадку. А вот Лука, прикосновения которого столь легки.
— Стержни не беспокоят?