– Светлейший государь! – никогда я еще не слыхала, чтобы в его голосе звучало столько угодливости. – Быть может, мы могли бы расплатиться за свою дерзость чем-либо кроме наших жизней? Нет, я не смею оспаривать ваше решение, тем более, что вряд ли моя смерть в облике оленя – самое необычное из того, что может прийти в вашу светлую голову, и я бы не хотел вас разгневать еще больше. Но неужели человек не может оказать вам любезность иначе, кроме как преждевременно распрощавшись с жизнью?
Ринеке лишь рассмеялся:
– Чем вы можете откупиться от меня, жалкие людишки? Для меня нет ценности ни в золоте, ни в драгоценных камнях, ни в шелках и бархате, да и сомнительно, чтоб они у вас имелись.
– Что же для вас ценно, Ваша милость? – дрожащим голосом спросила я.
– То, с чем вам расстаться куда труднее, чем с деньгами, – ответил дух, сверкнув глазами. – Бывало, я отпускал людей в обмен на их сердце, разум или время...
– О чем это он? – шепотом спросил у меня Мелихаро. – Может, стоит согласиться?
– Не торопитесь, – прошептала я в ответ. – Я слышала про такие случаи: люди, вернувшись из мира духов, вскоре погибали от неизлечимой тоски, либо же сходили с ума, а последнее, видимо, означает, что в мир людей мы вернемся древними стариками и жить нам останется совсем немного... Ему нужны страдания, как телесные, так и душевные – вот что он ценит!
– Раз эта плата кажется вам чрезмерной, – потешался Ринеке, наблюдая за тем, как мы, испуганные и растерянные, переговариваемся вполголоса, – то что же вы предложите мне? Имеется ли у вас что-то дороже денег, с чем вы согласитесь расстаться?
– Может, отдадим ему коня? – мрачно предложил магистр Леопольд, склонив голову к нам. – Он точно обходится нам дороже тех денег, которых стоил бы на рынке.
– Если ему так нужен конь, то зачем бы превращать вас в оленя? – еще более мрачно ответил Мелихаро.
– Так предложите что-нибудь получше! – возмутился чародей, от страха заметно клацающий зубами. – Вам-то хорошо, будете бродить по этой треклятой дороге взад-вперед, пока не помрете с голоду, а с вашими габаритами на это пойдет препорядочное количество времени. Госпожа Брогардиус и вовсе будет королевой до той поры, пока его лесному величеству не покажется, что веселее будет ее казнить. И только я, человек почти случайный, лишь из доброты душевной согласившийся следовать за вами, погибну поутру в облике бессловесной рогатой твари!
Мир духов оказался еще менее приветливым, чем я предполагала, а уж досконально разобраться в обычаях и склонностях его обитателей за столь короткий промежуток времени тем более не представлялось возможным. Я вновь и вновь пыталась представить, что же может заинтересовать короля Ринеке, более всего любящего развлекаться, наблюдая за человеческими страданиями, да к тому же обладающего своеобразной поэтичностью мышления. И, в конце концов, в голове моей забрезжила неясная идея. Нет, это не было одним из тех озарений, благодаря которым спор изящно решался к удовлетворению всех сторон – мне очень не нравилось то, что я собиралась сделать, – но ничего лучше мне в голову так и не пришло.
– Ваша милость, светлейший государь, – тоненьким голоском промолвила я, – у меня есть то, с чем мне расставаться крайне неприятно, но я готова пожертвовать этим, если вы отпустите нас. Я бы не стала отдавать вам это, если бы речь шла только о моей судьбе, но...
– Что же это за предмет? – оживился Ринеке. – И почему бы мне не забрать его, казнив тебя?
– Если вы убьете меня, то невелика будет его ценность, – вздохнула я. – А если я отдам его вам добровольно, то... Впрочем, вы должны сами понять, о чем я.
И я с поклоном протянула лесному королю кольцо, подаренное мне Каспаром.
Лесной дух взял его, и почти сразу недоуменное выражение его лица сменилось довольством.
– И в самом деле! – воскликнул он, рассматривая кольцо. – Что за чудная вещица!
Тут я увидела, как за его спиной дрогнули тени, качнулись листья плюща, и вновь шелестящий шепот откликнулся звоном в ушах. Ринеке с досадой отмахнулся, обращаясь к кому-то, невидимому для моих глаз.
– Не все сразу, судари мои и дамы, я и сам еще не разобрался в этом хитросплетении... – он вертел кольцо своими бледными пальцами с длинными острыми когтями, и словно читал историю, выгравированную где-то на тонком ободке. – Я вижу тут столько боли, столько обиды, столько надежды... Это кольцо – единственный знак внимания, единственный подарок, позволяющий одинокому сердцу верить, что оно любит взаимно...