Артиморус Авильский сел. Я осталась стоять, тоскливо подумав, что у меня и ноги отвалятся, если придется стоя выслушивать свидетельства всех причастных.
— Итак, — громогласно объявил Артиморус. — Первый свидетель! Господин Липпинс!
Преподаватель-телекинезиолог с тоскливым видом проплелся к трибуне свидетеля. Из-за его крайне измученного выражения лица казалось, будто судят его, а не меня. Со вздохом он устроился за трибуной и пробубнил клятву свидетеля.
И пошли вопросы… Они были настолько однообразны и бессмысленны, что я уже к четвертому свидетелю смогла незаметно усесться на лавку. Крайний левый маг из Трибунала уже беззастенчиво сопел, а Артиморус все спрашивал и спрашивал:
— Посещала ли подсудимая ваши лекции? Была ли замечена в разговорах с другими адептами? С преподавателями? Конспектировала ли? Слушала ли внимательно? Проявляла инициативу? Каким именем называлась?
Преподаватели честно пытались вспомнить, видели ли меня хоть раз в жизни, мычали что-то про мою инициативу и внимание, пожимали плечами, когда речь заходила о конспектировании, и к концу допроса становились бледно-зелеными от тоски.
Так прошло часа два. Я уже успела опознать весь состав Трибунала, сгрызла ногти на правой руке, распорола шов на рукаве и сосчитала количество желтых фрагментов на витраже. Потом я начала считать присутствующих, перешла на портреты, затем мозаику на полу…
— Подсудимая, встаньте! — неожиданно произнес Артиморус.
Я вздрогнула и проснулась, хотя до этого была твердо уверена, что не сплю.
— Неуважение к суду! — пискляво крикнул крайний левый маг, тот самый, что довольно похрапывал все это время. Уж кто бы говорил…
Я встала, страшным усилием воли сдержав зевок.
— Отвечайте на вопросы честно и незамедлительно, говорите по сути и только когда вам будет позволено, — с презрением, как мне показалось, сказал Артиморус.
Я кивнула.
— Неуважение к суду! — снова влез левый крайний, и я хмуро на него покосилась. Видимо, он невзлюбил меня по наитию, едва только увидел.
— Итак, ваше имя?
— Каррен Глимминс из Каллесворда, — покорно ответила я и приготовилась к худшему. Если уж мне пришлось соврать еще при первом вопросе, то что же будет дальше?..
Уже вечерело, когда история моих преступлений наконец подошла к концу. Артиморус смотрел на меня едва ли не с ненавистью, которая могла относиться равно как к моей дерзости, так и к количеству моих деяний. Уже объявляли и обеденный перерыв, и вечерний, а прегрешения мои все не заканчивались. Открылось все: и мои посещения лекций в форме адептки, и присвоение себе имени Корнелии Вента вкупе с воровством документов из кабинета Стеллы, и самовольная волшба, и кража книг из библиотеки, и нарушение границ Академии… Выходило, за всю историю существования Академии подобных случаев не бывало, что мне немного польстило. Я нарушала договор на протяжении почти шести лет — это что-то да значило! Ах да, еще я свела клеймо Академии с руки, как же я забыла…
Ежу было понятно, что о снисхождении просить было бессмысленно. Хуже того — Трибунал мог принять мои просьбы за издевательство.
Артиморус наконец грохнул молотком по столу и изрек:
— Трибунал Лиги заслушал всех свидетелей и обвиняемую. Мое мнение, как председательствующего, таково: более вопиющего преступления я не видывал давно. Неслыханная дерзость и пренебрежение ко всем предписаниям! Такое могут себе позволить разве что маги, но никак не служанка, особа низшего сословия и происхождения. Сия девица хитра и изворотлива, как уж. Я даже не удивляюсь тому, что ей так долго все сходило с рук. Но я поражен тем, что она была принята сюда на работу. И посему госпожу Стеллу ван Хагевен ждет серьезный разговор. Вы, госпожа мажордом, нарушили один из главнейших законов Академии — заключили договор с лицом, имеющим способность к магии. Ваши оправдания я выслушаю позже…
Тут я почувствовала, как закололо у меня под лопаткой, и поняла, что Стелла сейчас проклинает меня до двадцатого колена. «Мы тоже не лаптем щи хлебаем!» — злорадно подумала я и сплела пальцы в хитрый кукиш. Мой тонкий слух уловил злобное проклятье где-то во втором ряду. Результатов своей атаки я увидеть не могла, но по всем правилам у мерзкой ведьмы на носу должен был выскочить прыщ. Хотя, если он появился у нее на языке, я тоже не была бы разочарована.
— …и приговор был единогласным: пожизненное заключение в Армарике!
«Ну вот и все», — устало подумала я и закрыла глаза. Похоже, отворот Стелле ван Хагевен был последним приятным событием в моей жизни.