-Но вы же… – робко сказала я и не решилась продолжить свою мысль, вместо этого начав ковырять бархатную обивку.
Магистр с досадой сплюнул прямо на мозаичный пол.
-Каррен, не надо быть семь пядей во лбу, чтобы заметить шаткость моего положения. Сами подумайте – на каком я тут счету, если какой-то паршивый сопляк Озрик захлопывает у меня перед носом дверь, при этом не являясь неизлечимо больным или склонным к самоубийству? Год назад… Эх, да что тут говорить! Если бы вы валялись в сугробе год назад, то сейчас бы вкушали райское блаженство в райских же кущах, потому что ноги бы моей не было в той паскудной забегаловке. Но жизнь забавная штука. Только что я был магистром Каспаром, которому плевать на всех с высокой колокольни, а теперь – увы – я у подножия той самой колокольни и мне может отомстить каждый, кому не лень плюнуть. Поэтому не возлагайте больших надежд на мои возможности, а то еще раздавите эти самые возможности неаккуратным движением…
-Ага, – хмуро сказала я, и оторвала от обивки длинную полоску. От треска рвущейся ткани магистра Каспара немного перекосило, но он быстро вернул на свое лицо выражение постной благожелательности, свойственной язвенникам и умирающим сквернавцам.
-Вы очень сообразительны для своего возраста и состояния здоровья, – отечески улыбнулся мне магистр. – Мне осталось только добавить, что с сегодняшнего дня я вообще-то нахожусь в изгнании. Мне полагается сейчас двигаться куда-то в Амилангр, в город с непроизносимым названием – вот у меня на бумажке записано – и там пару лет находиться в ссылке. Даже Озрик, как вы заметили, удивился, увидев меня у дверей… Да, жизнь забавная штука. Вы даже не представляете себе, что такое чародеи! Понимаете ли, интриги, коварство, беспринципность, подлость… Добавить бы к этому еще чуточку везения – и я бы сейчас купался в роскоши…
И магистр с досадой покачал головой.
Тут мы вдвоем погрузились в глубокие раздумья. Не знаю, о чем размышлял магистр Каспар, но я думала о дяде Леонарде и о праздничном ужине, который должен был состояться сегодня. И монастырь, честно говоря, уже не вызывал в моей душе такого противления. По сравнению с тем, чтобы стать служанкой…
От тяжелых мыслей нас отвлек цокот тонких каблучков, при звуке которых софа тут же начала таять подобно утреннему туману. Магистр Каспар, судя по всему, был не прочь последовать ее примеру, но переборол себя и растянул свои бледные губы в широчайшей, фальшивейшей улыбке.
Стелла ван Хагевен явилась моим глазам подобно нежно-сиреневому облачку ядовитых испарений. Она была дивно хороша, как, впрочем, все чародейки, и столь же противна.
-Ах, господин магистр! – пропела она и протянула руку для поцелуя. – Весьма удивлена!
Это непременное «ах» в начале каждой реплики уже начало меня раздражать.
-Не пригласите ли меня войти? – видимо магистру Каспару тоже обрыдли словесные утонченности.
-Ну разумеется! У вас какое-то дело? – и на меня был брошен уничижительно-сладкий взгляд.
-Вот именно.
И мы вошли в ее кабинет. Вопреки моим ожиданиям он не был розовым или сиреневым, а наоборот демонстрировал наличие у своей владелицы бездны вкуса и прорвы денег. В углу за маленьким столиком красного дерева восседал Озрик, который истово ставил печати на какие-то свитки. Одного взмаха стрелоподобных ресниц Стеллы хватило, чтобы он исчез, как мимолетное видение.
И тут-то начался разговор.
В первый раз я присутствовала при диалоге двух магов, хитрых, умных и к тому же явно связанных какой-то общей историей, из тех, что никогда не станут достоянием широкой общественности. О, как это было не похоже на обычную ссору простых людей! В дело шли столь ядовитые стрелы, столь тонкие намеки, аллюзии, коллизии и все такое прочее, что я потеряла нить беседы на третьей же минуте. И Стелла, и Каспар были мастерами в таких игрищах. То ли дело я, тринадцатилетняя девчонка, не видевшая дальше своего носа. Я начала уже подозревать, что обо мне забыли, как вдруг Стелла повернулась ко мне и произнесла любезнейшим голосом, обращаясь к магистру Каспару:
-Так это твоя протеже?
-Крестница, – боюсь, что даже мой покойный отец не смотрел на меня с такой заботой.
-Да, как лжива народная молва, что твердит, будто магам чужды человеческие чувства.
-О да, я не могу даже думать об отъезде, когда судьба этой несчастной сироты не предопределена. Стелла, лишь в ваших силах даровать мне спокойствие души.
-Для спокойствия вашей души я не пожалела бы и своего. Так вы говорите, это дочь вашего друга?
-Именно так. И он взял с меня слово перед своей безвременной кончиной, что я о ней позабочусь. А вы знаете, что о человеке судят чаще всего по тому, как он держит свои обещания.