– Вам не кажется, любезная Джиса, что плакаты первой помощи и реклама должна висеть наоборот?
Окинув просторную приёмную всевидяще-невидящим взглядом глаз в широкой красной обводке, Джиса помотала головой, в такт движению по груди качнулись густые пучки волос, перехваченные чёрными шнурками у висков и ключиц.
– Нет, не кажется, – добавила Джиса к мотанию головы.
Подталкиваемый Нольфтаном Эрмэро тоже вошёл, Нольфтан снова осмотрел мрачный коридор и приближавшегося Уюра со свёртком гобелена. Следом, воровато оглядываясь, шли Дианор и Еран с заткнутым за широкий пояс зеркалом. Ни один не осмелился проверять коридоры заклинаниями, чтобы не оставить на ауре принцессы ещё больше своих следов. Они даже кровь оттирали вручную, хотя уборкой без магии не занимались с сопливого детства.
Конус макушки Уюра пугливо приплюснулся, когда он проходил в дверь. На тёмной вязи обратной стороны гобелена проступила кровь.
Еран и Дианор заскочили внутрь, Джиса оглядела коридор, бесшумно затворила и заперла двери. Места не хватало. Дианор нервно одёргивал высокий воротник, Эрмэро привалился к Нольфтану. Наконец Джиса открыла вторую приёмную: светлую, с лавками, стульями и стойкой для записи. И здесь на стенах пестрели призывы Зомби-Царства.
Процессия двинулась в дальнюю палату. Джиса включила светильник в черепе скелета. В этой комнате на три койки, с единственным маленьким окном (Нольфтан и Еран закрыли его не только занавеской, но и матрацами), стало тесно и душно, и снова никто не попытался магией улучшить атмосферу.
Застывший в центре Уюр держал на мощных каменных руках замотанную в гобелен принцессу. Эрмэро улёгся на единственную заправленную постель, приложил одну ладонь на лоб, другую к сердцу, и выдохнул:
– У меня совершенно нет сил. Я этого не переживу.
– Может, напишешь повинную, – Фрад уселся на незаправленную постель, – и умрёшь. Это бы всё упростило.
Вытаращившись, Эрмэро хватал ртом воздух.
– В его словах есть определённая логика, – прислоняясь к светлой стене, заметил Еран.
Эрмэро сделал бровки домиком.
– Они правы, – Джиса облокотилась на тумбочку. – У меня есть замечательный яд для архивампиров.
– Изверги, – пролепетал Эрмэро. – Чудовища! Вы… вы…
– Вы ни о чём не забыли? – проскрежетал Уюр и приподнял кулёк с телом. – Мне до рассвета надо ещё морковку полить.
– Разворачивай её, – велел Еран, вынимая зеркало из-за пояса.
Тело Уюра слегка скрипело, когда он наклонялся-перетекал, опускаясь на колено, чтобы уложить ношу на каменные плиты. На бугристых руках темнели следы крови. Еран остановился рядом с кулем:
– Кто-нибудь… разверните, нужно отразить лицо, – он нервно поглаживал узор на тыльной стороне зеркала.
Никто не двинулся с места. Уюр взялся за край гобелена и, вставая, разматывал кулёк. Ему пришлось поднять руки, чтобы высвободить тело, глухо ударившееся головой об пол. Лицо закрыли алые густые пряди с почерневшими от крови кончиками.
Все смотрели на Ерана. Помявшись, он наклонился и убрал волосы со спокойного в смерти лица, совсем близко поднёс зеркало и зашептал вычитанное в инструкции заклинание. Никто не дышал, все жадно смотрели, как, повинуясь вербальному приказу, артефакт наполнялся магией, разгорался красно-зелёный узор на его тыльной стороне.
Наконец рисунок ярко осветил одухотворённого Ерана и потух, лишь слабо тлело красное пятно посередине.
– Готово, – прошептал Еран и, не поворачивая зеркала, поднялся, пятился, пока не врезался в стену.
Он прижал отражающую поверхность к груди и испуганно уставился на остальных. Даже Эрмэро от удивления перестал держаться за сердце.
– Сейчас решается наша судьба, – прошептал Дианор, незаметно для себя изорвавший платок в клочья. – О, только бы у принцессы был двойник, только бы недалеко…
Вздохнув, Еран начал медленно отодвигать зеркало от груди. Столь же медленно остальные приближались, даже обычно равнодушный ко всему Уюр перешагнул через сапожки принцессы и двинулся на Ерана.