Шива сбросила рюкзак со спины и расстегнула на нем молнию. В воздухе вокруг нас повисло напряжение. Шива торжественно извлекла из рюкзака три устройства, над которыми она трудилась последние три дня.
Я осторожно заглянул за низкую стену, окружавшую крышу, и увидел, как двор пересекают двое рабочих в костюмах химзащиты и с усиленными противогазами. Рабочие толкали перед собой тележку на шинном ходу. На тележке покоилась приземистая металлическая бочка со знаком радиационной опасности на боку.
За день до того у меня снова начал барахлить желудок, и в тот момент я чувствовал себя так, словно проглотил рыбу-иглобрюха, которая уже раздулась у меня в животе до размеров густо покрытого шипами футбольного мяча. Мне хотелось сложиться пополам и орать от боли. Я подумал, что все наши с Шивой затеи за прошедший месяц так и не помогли мне справиться с этой болью — они только позволили мне на какое-то время от нее отвлечься.
— Вот, надень это, — сказала Шива, протягивая мне заранее сделанную сбрую, состоявшую из нескольких солдатских ремней, спаянных пряжками и обхватывающих мои грудь, поясницу и шею. На сбруе располагались три крепления: две маленькие стальные корзинки размером с пинтовую бутылку на бедрах, и еще одна, побольше — на спине (она была изготовлена из переделанной стойки для кислородного баллона). Шива вставила устройства, которые она достала из рюкзака, в крепления одно за другим, повернув каждое до щелчка фиксатора.
Я на все сто убежден, что Шива считала свои упражнения в подрывном деле видом искусства. Она проводила долгие часы в своей мастерской над чертежами и диаграммами, в то время как я пытался унять боль в желудке, глотая подряд все наркотики, которые ей удавалось добыть. Блюя кровью в ее потрескавшийся унитаз, я слушал в ванной комнате доносившиеся из мастерской звуки: стрекотание дрели, шипение сварочного аппарата, скрежет сгибаемого металла. Шива трудилась над внешним видом своих адских машин не меньше, чем над их внутренним устройством, изготовляя для них гладкие элегантные оболочки из размягченных под высокой температурой полимеров. И когда я стал понимать ее лучше, я увидел, что она получала наслаждение, бесконечно совершенствуя эти механизмы. Она делала это не вопреки тому, что они были обречены на уничтожение, а по этой самой причине.
Шива заставила меня повернуться, чтобы проверить в последний раз, надежно ли вошла бомба в паз бывшей стойки для кислородного баллона, а затем повернула обратно, лицом к себе. Ее глаза сияли от счастья. Она извлекла из рюкзака небольшую связку гранат, прикрепила ее к застежке на ремне, пересекавшем мою грудь, а затем откинулась назад полюбоваться своей работой.
— Великолепно! — сказала она. — Ты готов?
Я кивнул, поморщившись от очередного приступа желудочной боли.
— Болит? — спросила она, и я уловил что-то вроде озабоченности в ее голосе. Она волновалась не за меня — боялась, что болезнь может помешать нам завершить нашу вылазку.
— Терпеть можно, — ответил я.
— Ну и отлично.
Она нажала кнопку на каждом устройстве, приведя в действие часовые механизмы. Затем застегнула молнию на рюкзаке и накинула его обратно себе на плечи.
— Дай мне пару минут, чтобы убраться отсюда, — сказала она, а затем улыбнулась улыбкой то ли откормленного хищника, созерцающего только что освежеванную для него свинью, то ли ценителя искусств, созерцающего подлинник Моне. Я затрудняюсь сказать, какой из этих вариантов был для меня более оскорбительным.
Затем Шива повернулась и быстро побежала по крыше прочь от меня. С неизменным кошачьим проворством она легко перемахнула через восьмифутовую щель между зданиями. Я следил за ней, пока она не достигла того места, где заграждение из колючей проволоки с острыми, как бритва, шипами отмечало границу заводской территории. Но Шива все предусмотрела — она защитила свои драгоценные ручки толстыми перчатками вроде тех, что носят сварщики.
Когда Шива исчезла, все вокруг снова стало тихо и неподвижно — или, может быть, мне это просто казалось, потому что я мысленно уже предвкушал какофонию, которой вскоре предстояло разразиться. Я бросил взгляд на одну из набедренных бомб, на красный жидкокристаллический дисплей, цифры на котором неумолимо приближались к нулю.
2:06
Шива всегда сама активировала часовые механизмы, она никогда не позволяла сделать это мне. Я понял, что не властен над собственными жизнью и смертью, задолго до встречи с ней. Вероятно, теперь мне просто хотелось знать, властен ли над ними кто-нибудь еще.