— Теперь к вопросу о сатире. Мы правильно считали, что в условиях нашего общества нет места сатире. Но это была враждебная теория, осужденная нами в дальнейшем, и мы правильно потребовали включения в репертуар остросатирических произведений, правильно осудив их потом как злопыхательские и чуждые нашему зрителю!
В этом месте все бурно зааплодировали, хотя не совсем понимали, к чему же призывает Голова. Но сама постановка вопроса о сатире всегда кажется проявлением прогрессивности и смелости и вызывает одобрение.
Изучая доклад Алексея Федоровича Головы, мы подумали, не этот ли доклад в конце концов и объясняет тайну его карьеры. Не в нем ли и проявилось умение нашего героя видеть правильность во всяком решении и проводить это решение вплоть до того момента, когда оно станет неправильным, а правильным уже станет отмена этого решения. И разве не заключен в этом свойстве нашего героя настоящий оптимизм, который значительно полезнее обществу, чем какая бы то ни было рефлексия, стремление во всем сомневаться и тысячу раз взвешивать свои побуждения и поступки? Может быть, потому так легко и овладевал Алексей Федорович любой руководящей работой, что во всякой деятельности видел главное — борьбу нового решения со старым решением?
В своем докладе Голова остановился и на кинематографии, упомянув о том, что кино безусловно является самым передовым и несомненно самым отсталым участком искусства и что в кинематографии мы имели целый ряд замечательных достижений, нанесших ему колоссальный урон. Сказал он несколько слов и о скульптуре, покритиковав периферийских скульпторов за то, что ими еще не вылеплены трудовые будни и по-настоящему не высечены передовики легкой промышленности, закончив это, однако, словами о том, что ни для кого не секрет, что мы умеем лепить бюсты и по бюстам занимаем первое место в мире.
Доклад имел большой успех. Творческая интеллигенция осталась довольна тем, что докладчик никого не ругал, не называл фамилий, не угрожал. Те, которые слушали доклад вечером, звонили тем, кто не слушал, и сообщали, что Голова никого не упоминал, что волноваться нечего. Ну, с грамотностью у него не очень, один раз он сказал "курей по осени считают", другой — "отсюдова дотудова", но разве в этом дело? Для того, чтобы руководить искусством, вовсе не нужно быть грамотным, нужно быть порядочным.
В общем, после доклада Голова приобрел немало сторонников, да и сам почувствовал себя крепче на ногах. Он осуществил ряд мероприятий, до которых периферийцы были так охочи. Были проведены: "Месячник ненужной нам музыки", "Декада повышения культуровня", в центре города появился большой красочный щит:
"Дворец культуры имени Крутого Подъема
БОЛЬШОЙ БАЛ-МАСКАРАД
Игры, Аттракционы, Лекции!
Работают танцевальная площадка, буфет, пункт первой помощи
Всю ночь семинары по текущей политике".
В целях создания репертуара для театра и эстрады отделом искусств были установлены ежемесячные призы: Приз Художественно-Литературного Объединения Периферийска (ПРИХЛОП) и Приз Театрального Общества Периферийска (ПРИТОП). Уже к концу года у некоторых периферийских литераторов на груди красовались три ПРИХЛОПа, три ПРИТОПа.
Подобно тому как когда-то Алексей Федорович говорил "Мы — ученые" или "Мы — хозяйственники", он теперь говорил "Мы — работники искусств". Освоившись и попривыкнув, Алексей Федорович стал и требовательнее, и категоричнее в оценках. Так, например, узнав, что в филармонии есть еще до сих пор вторые скрипки, он был возмущен и сказал, что нужно бороться за то, чтобы все скрипки были первыми. Подписывая как-то афишу с фамилией Сухово-Кобылина, Алексей Федорович спросил, член ли он Союза писателей?
Были и другие оплошности.
Однажды, обсуждая новую работу театра, он известный классический водевиль назвал "Лев Гурвич Синичкин", что сначала обеспокоило творческую интеллигенцию, подумавшую, не рецидив ли это борьбы с космополитизмом. Конечно, Алексей Федорович не был виноват в этом, в докладе просто была опечатка, которую не заметил референт, когда вычитывал его после машинки, но все-таки кошка между Головой и творческой интеллигенцией пробежала.
В очень затруднительное положение поставил он однажды Василия Васильевича Эдмундкина, передавшего ему на отзыв новую современную пьесу.
Референт по репертуару, прочитавший ее, сказал Алексею Федоровичу, что пьеса в общем хорошая, хотя подтекст в ней немножко того.
Голова позвонил в театр и сказал Василию Васильевичу, что пьесу он в целом одобряет, текст хороший, но подтекст нужно переделать.