Спор этот, может быть, продолжался бы до сих пор, если бы в 19.. году по дороге в Крым не остановилось в городе Важное лицо и на устроенном в его честь митинге не обратилось к ликующим жителям города, начав свою речь словами; "Дорогие периферийцы!"
С тех пор дискуссии кончились. Институт филологии и фольклора расформировали, а профессор Иерусалимский был обвинен в вейсманизме-морганизме за невозможностью обвинить его в чем-нибудь другом. Только после смерти он был полностью реабилитирован и выбран в члены-корреспонденты Академии исторических наук.
После посещения Периферийска вышеуказанным Важным лицом все прежние исторические концепции были отменены как несоответствующие действительности и в сущности началась новая история города. Новой историей занимались новые историки. Так, например, уже в 19.. году доцент Принципович-Принципайло установил, что еще во время 1-й войны Периферийск был основным узлом, где решалась главная задача. Как выяснилось, и здесь в те годы останавливалось Важное лицо, которое тогда еще было Обыкновенным лицом, хотя доценту Принциповичу-Принципайло удалось доказать, что оно и тогда уже было Важным лицом. В связи с этим специальным постановлением Пергорисполкома здание бывшей женской гимназии было переделано в Музей имени Важного лица, в городе было установлено 67 памятников, 5085 мемориальных досок и улица Береговая была переименована в Важнолицкий проспект.
С периодом памятников и мемориальных досок мог сравниться только период "Переименования улиц". Идея эта принадлежала Алексею Федоровичу Голове, который уже в пожилом возрасте не раз вспоминал о ней, как, вероятно, на острове Святой Елены вспоминал Наполеон битву под Аустерлицем.
В городе было сорок улиц. И все они имели совершенно безыдейные, не отражающие современную эпоху названия: Зеленая улица. Веселая улица, Спиридоньевская, Липовая аллея, Большая Садовая и т. д. Вместо них в течение трех месяцев в Периферийске появились: Большая Пленумовская улица, Ново-Застройская, Почтово-Ящиковая 1-я, Почтово-Ящиковая 2-я, улица имени Бойля — Мариотта. Как и во всяком стоящем городе, появилось несколько писательских улиц: Купринская, Гаршиновская, площадь Джамбула. К тому же времени относится и переименование клуба швейников во Дворец культуры имени Крутого подъема легкой промышленности.
Но в нашу задачу не входит подробное изложение всех крупных событий, происходивших в этом городе, мы касаемся его истории лишь в той степени, в какой она связана с жизнью нашего героя — Алексея Федоровича Головы.
Глава первая
Майским утром 19.. года в подъезд большого серого здания вошел человек лет сорока, в темном пиджаке, под которым была видна расшитая украинская сорочка, в заправленных в сапоги брюках, с большим коричневым портфелем в руке. Пройдя по длинному, плохо освещенному коридору, он остановился перед тяжелой бронированной дверью с табличкой "Вход посторонним воспрещен", постучал в находящееся в ней полукруглое окошечко и, услышав разрешающее "да, да", вошел. После темного коридора комната, куда попал посетитель, показалась ему светлой и просторной, хотя вся она была заполнена письменным столом и огромным, похожим на дот, сейфом.
Начальник отдела кадров Геннадий Степанович Осторожненко, плотный мужчина в защитного цвета кителе, с необыкновенно бледным лицом, слегка кивнул вошедшему и, молча показав на стоящий рядом стул, продолжал что-то писать. Минут через десять, аккуратно сложив листки и заперев их в письменный стол, он тихим, немного сдавленным голосом, как бы по секрету сказал:
— Здравствуйте, товарищ Голова.
— Здравствуйте, — почему-то так же тихо ответил посетитель, чувствуя, что у него пересыхает в горле.
Геннадий Степанович выдержал долгую паузу и наконец посмотрел на посетителя пристальным прищуренным взглядом.
— Так вот, Алексей Федорович… Хочу с вами побеседовать…
И то ли от того, что его назвали по имени-отчеству, то ли от какой-то торжественности, которой была проникнута эта фраза, Алексей Федорович почему-то произнес только одно слово:
— Слушаюсь.
Очевидно, из всех возможных ответов Алексей Федорович интуитивно выбрал самый правильный, ибо начальник отдела кадров одобрительно кивнул, затем достал из кармана белую пластмассовую коробочку-портсигар, открыл ее и протянул Голове.
Когда двое мужчин закуривают — это несомненно является началом их сближения, по крайней мере, в эту минуту их объединяет какая-то извечная общечеловеческая мужская коллегиальность. Как бы ни торопился мужчина, он всегда остановится, если вы попросите у него прикурить; начальник, только что распекавший вас и вслед за тем берущий у вас папиросу, уже делает первый шаг к примирению.