Я сделала, как было сказано. Торак приглушил свет.
— Закройте глаза, любовь моя!..
Я закрыла глаза. И тут он начал тихо говорить. Сначала едва слышно…
— Я никогда еще не видел существа, подобного тебе… Я мечтаю о тебе, повсюду, где бы я ни был… и всегда мечтал о тебе… Я люблю тебя с самого начала — я люблю тебя с тех пор, как ты появилась на свет, и буду любить тебя вечно…
Торак шелестел и нашептывал, ворковал и манил бессчетными тональностями и голосами, казалось, что это сразу много людей говорят здесь, молодые и старые, разных национальностей и оттенков кожи. Это было так, как если бы его голос шел одновременно из всех углов комнаты, и справа и слева. А он находил все новые и новые выражения…
— Я хочу провожать тебя домой, когда ты боишься идти одна… протягивать руку, когда ты оступаешься, я хочу развеивать твою печаль… Ты так прекрасна, так дика, я чувствую в себе твой огонь, как если бы он горел во мне, я хочу к тебе, я хочу быть в тебе, потому что люблю тебя… И всегда, когда ты усомнишься в этой жизни, думай о том, что я люблю, Лена, я люблю тебя… Я люблю тебя так сильно…
Его рука легко коснулась моего колена. Не знаю, через какое время…
— Можно открыть глаза…
Он смотрел на меня абсолютно открыто и несколько испытующе, без тени смущения или стыда. Я попыталась выглядеть растерянной, каковой, как я считала, и надлежало выглядеть после этого… или кокетливо — но ни то, ни другое мне не удалось. Чувствовала я себя просто великолепно — я вновь была сильной и открытой.
Торак улыбался.
— Что было дальше?..
ОН
Полнолуние. Я одна дома. Выхожу на балкон и смотрю на небо — черно. Только толстая луна одиноко сидит там, наверху, и безучастно освещает мое поместье, в котором одна невеликая особа мучается от глупой сердечной боли, одна из миллиардов, из которых многие наверняка ощущают в этот момент куда большие страдания, чем я со своей сердечной раной!
«Тосковать передом», — говорят об этом в Баварии. Но у меня не просто «тоска передом». Во мне задето что-то святое. Для меня любовь — свята, и секс — свят, и когда я влюблена, я — священный зверь, и вечный дух, и уже не женщина и не мужчина. Я тогда — все, одно целое с природой, со всем, что меня окружает, с космосом, с бесконечностью; я — тысяча кровоточащих ран, когда меня предают, и жизнь вытекает из меня, и я ничего не могу, кроме как любить… только любить…
Конечно, он позвонил.
Я тогда еще пыталась быть решительной, и выдержать все это, и продержаться, но в иные минуты чувствовала себя лишь клубком чувственности и желания. Я была слабой и, понимая это, увязала все глубже и глубже и ожесточалась на себя за безволие.
Он так избаловал меня, что уже через несколько недель я начала бояться своего стремительного падения в пустоту его безразличия. Я представляла, как это будет ужасно — никогда больше не почувствовать на себе его нежного внимания, к которому он шаг за шагом приучал меня и приучил, и оно стало частью моей жизни.
Я любила его тело, к которому можно прижаться и чувствовать себя в надежных руках, как в гнездышке. Мне всегда приходилось быть сильной, если не сильнейшей. Возможно, в чем-то это было и хорошо. Но только теперь я не хотела больше быть сильной и была открыта навстречу любому мужчине, который бы соединял в себе деловые качества, прекрасную внешность и характер. Но такой мужчина — редкий фрукт. И одновременно с этим мне нужна была независимость, ибо однажды уже преданная мною свобода, по-прежнему, имела для меня огромное значение.
И я больше не хотела иметь дел со старомодными мужчинами, тяготеющими к традициям. Хотя они сами, как правило, и мнят себя на редкость передовыми и современными, на самом деле, их взгляды отстали лет на сто. Это очень утомительно — делать вид, что не знаешь даже слова такого — «эмансипация» ради того, чтобы мужчины не считали тебя сумасшедшей.
Я по горло сыта тем, что каждый день в себе сомневалась, и позволяю это делать мужчинам, внушая чувство превосходства по отношению к себе, а иначе они чувствуют себя ненужными. Больше никакой гуманитарной помощи отсталым мужчинам! Я актриса по призванию!
Это грех, зарывать в землю талант, данный нам Богом.
Для актрисы работа — это свет и жизнь, мечта и утешение.
Итак, он снова позвонил, оправдывался и защищался неубедительными отговорками, а я пыталась привести в порядок свою душу, немного прибраться там после учиненного разгрома. Ну, разумеется, он имел постоянные сношения со своей женой, пусть будет так, да и действительно, не могли же они все это время только ругаться! Кроме того, меня он уже «поимел», и, следовательно, у него нет больше повода продолжать свои заверения в любви. Он в любой момент мог бы прийти, и уже давно, если бы речь действительно шла о «единственной», почему же он не идет? Потому что он любит меня.Точно. Ведь именно в этом он убеждал меня с давних пор, ежедневно, ежечасно, неустанно, все снова и снова уверяя меня в своем непоколебимом решении жить со мной вместе! Он бы пришел, если бы знал наверняка, что это у нас получится. Если бы он был в этом уверен.
Да будет воля его во веки веков, аминь.
И все изменилось.
Наш пыл угас, он совсем забросил меня. Ему постоянно нужно было в определенное время приходить домой, он давал в своей фирме такие обязательства, которые по разным причинам не мог выполнить. Кроме всего прочего, он страшно раздражал меня своей непунктуальностью, а львиную долю своего внимания он уделял деньгам и бизнесу. Ни о чем таком, как духовные интересы, он и понятия не имел. Между нами не было абсолютно ничего общего. И в то, что он наконец решится оставить жену, я, по большому счету, тоже уже почти не верила. Я просто сидела в кинозале своей собственной судьбы и ожидала развязки.
Между тем я слишком далеко зашла в своих переживаниях — у меня стало развиваться какое-то странное бессилие, безжизненность. Началось все с телесных симптомов. Неделями я мучилась оттого, что, вся дрожа, просыпалась и не могла больше заснуть, также была не способна работать, думать… Случившееся забрало все мои силы, разум, всю радость жизни. Начались страдания. Все было так, будто меня кто-то сглазил.
Премьера нового шоу, разрыв с Янни, само ожидание его — всего этого оказалось достаточно, чтобы расправиться с внутренним блаженством, в котором я купалась до того ужасного дня, раскрывшего мне глаза. Я потеряла ориентацию и бдительность, своих главных проводников по жизни.
Вожделение — плохой советчик, оно делает слепым к опасностям.
Проблема была не в том, что он не пришел, а в том, что он не приходил.
Не продать ли этот слишком большой для меня дом и не податься ли в Мюнхен, спрашивала я себя. Дела с работой шли уже не так блестяще. С тех пор, как Янни съехал от меня, все становилось хуже и хуже, я уже едва могла тянуть одна этот груз. Ребенок, работа, дом, финансы… Собственно говоря, мне нужен был сильный партнер, не хахаль и не трепло, который взял бы на себя часть моей ноши. Он не годился для этого, он был еще слишком незрел.
Почему мужчины, в отличие от женщин, не совершенствуют свое искусство любовного обхождения? Потому что мы, женщины, и без того легко позволяем околдовать себя!
Самым обворожительным в нем было тело и шарм. Он излучал неотразимость грациозно скользящей кошки. При этом он отнюдь не был столь тверд, как это могло показаться вначале. Реагируя на некоторые вещи, он часто выглядел плаксиво, неуверенно, был полон жалости к себе и вовсе не был тем самым искомым «надежным мужчиной». Скорее это было изнеженное дитя, обворожительная дива, которая стремилась быть всеми обожаемой, и, пожалуй, была влюблена не в меня, а лишь в свое собственное, чрезмерно романтическое чувство, ко мне питаемое.