Я приподнялась, но он бросил меня на кровать, раздвинул мне колени и входил в меня сильными толчками до тех пор, пока я не начала вставать на дыбы, достигнув пика наслаждения — и тут он кончил на мой живот. Буря миновала…
Мы заснули, как новорожденные, и больше никогда не вспоминали об этой ночи.
Торак возбужденно возился и ворочался на кушетке так и сяк.
Он усмехнулся, приподняв уголки рта. Я посмотрела на него с вызовом.
— Сударыня!.. — вскричал он. — Сударыня!.. не заходите столь далеко! Или вы хотите, чтобы несчастный калека-карлик тоже попал в число ваших сексуальных жертв?..
Я рассмеялась, а Торак потер руки.
— Пока довольно! Итак, вы хотите сказать, что вы оба пошли путем маркиза де Сада?
— Да. Но основания для этого у нас были неизмеримо глубже, чем у него, хотя мы ограничились лишь краткой экскурсией в этот мир…
— Каприз вашей фантазии?
— К услугам своей собственной Симон прибегал редко. Он опасался, что это ужаснет меня. Его самые экстремальные фантазии заканчиваются на видениях праздника по случаю убоя свиньи…
— Итак, все-таки де Сад!
— Возможно. Но и противоположные тенденции были ему не чужды. Представление о том, что он может быть ведом через весь город на поводке, чрезвычайно забавляло его…
Торак засмеялся.
— Дионисийская инсценировка…
— Мы были идеальной парой! Одна астрологиня сказала мне как-то раз: «С этим человеком ты сможешь познать все высоты и глубины секса — от мистического единения наверху, до дьявольского разрыва внизу…»
— Кто он был в асценденте?
— Скорпион, кто же еще?
— А… — он взглянул на меня насмешливо. — Мне кажется возможным, при всем моем уважении к вашей многострадальной любви, уважаемая, что, пожалуй, в эти годы вы, так сказать, достигли полной роскоши повиновения… если можно так сказать.
— Ведь ни один мужчина не мог послужить причиной такого рода уступки с моей стороны.
— Ну хорошо, так что же было дальше?
ИЛЛЮЗИЯ, РАЗБИТАЯ ВДРЕБЕЗГИ
Я поздравила Симона после того, как он заставил меня ждать себя тогда, на съемках, с его достижением:
— Ты добился этого, дорогой! Иллюзия совместной с тобой жизни отошла в прошлое и в данный момент окончательно испаряется.
Коротко и холодно. По телефону. Удивительна быстрота принятия этого решения, которое пришло и выросло изнутри. И с этого момента начались странные вещи.
Сексуальное влечение постепенно стало ослабевать, мы больше не знали чего хотим, зачем, почему. Тяга к наслаждению перестала властвовать над нами после того, как лопнул последний мыльный пузырь романтики. Что прошло, то прошло.
Это были любовь, симпатия, работа, дружба — но также и магия, и сексуальное влечение… их больше не было. Амур все еще стрелял, но попадал лишь в ороговевшую кожу и толстейшую шкуру.
Со смертью иллюзии и Эроса наши отношения потеряли свой блеск. И Симон тоже это почувствовал.
Когда он вскоре вновь провел два часа со мной в постели, оказавшиеся лишь слабым подобием того, что было раньше, я, дурачась, сказала сухо:
— Когда я однажды соберусь описывать нашу историю, я надеюсь, что никто не будет пытаться найти реального Симона. А то многие захотят выяснить, что же это был за дурак?
Он немедленно среагировал, предложив, для краткости, заменить его имя на инициалы: «И» или «П.И.» — «идиот» или «полный идиот». Нижнебаварский фатализм и мужской сарказм.
Когда я однажды в отчаянии сказала, что все еще ясно вижу перед собой, как на картине, наши счастливые лица, он ответил на это:
— Забудь ты эти комиксы!
Его комментарии стали злыми, циничными, изредка веселыми, когда он бывал в добром расположении духа; но они уже никогда не бывали эротичными. Он взял на себя роль отца, а от роли фавна, лесного бога, отказался.
— Вы несправедливы к нему!
Торак смотрел на меня серьезно и строго.
Я упрямо помотала головой:
— Я была ужасна, но и он тоже!
Он собрал свой высокий лоб в глубокие морщины и сказал:
— И все-таки: он действительно любил вас! Вы магически притягивали его, он хотел развиваться дальше и чувствовал, что только рядом с вами это для него возможно. Его мир был действительнослишком тесен ему, и он нуждался в ком-нибудь, кто вытащил бы его оттуда.
— Но почему именно я? — вырвалось у меня.
— А если не вы, сударыня, то кто же? — сказал Торак. — Кто взял бы на себя этот труд? С кем бы еще он смог так интенсивно общаться? И, несмотря ни на что, ему все же было невозможно вырвать свои корни, оставить семью, по отношению к которой он чувствовал себя все более ответственным. Вы были не гнездышком, сударыня, вы были раздражителем! Он ведь мужчина, не забывайте об этом! А мужчины имеют свои представления о том, какими они должны быть, и они хотят быть такими, какими их хотят видеть.
— Но для чего ему были нужны все эти обещания? Все эти разрывы?
— Вы ведь никогда не были бы откровенны с мужчиной, который не захотел бы навсегда остаться с вами в качестве супруга. Просто распрощались бы с ним, и уже никогда он не получил бы такой возможности духовного развития. Ведь вы делали это только рассчитывая, что он станет вашим партнером.
— Но получается, что от него шла не любовь, а эксплуатация… моих способностей?!
— Может быть. Это как в природе — дерево никого не спрашивает, оно просто высасывает землю, если хочет расти. Он нуждался в вас, и вы давали ему то, что нужно. Да и разве вы сами не брали от него любви, нежности, чувственного удовлетворения? Разве он не улучшил ваш дом, не упорядочил финансы и не сделал более компетентной в денежных делах различного рода?
Я кивнула. Тут Торак встал и, хромая, заходил по комнате из угла в угол.
— Не забывайте о том, что сами от него получили, и прекратите считаться. Не ждите «лучшей, правильной» жизни. Та жизнь, которую вы ищете, любовь моя, она — теперь!Слезы, наслаждение, смех, страдания, ярость, успехи, неудачи, разочарования, споры и благодушие — все это только теперь!А если не теперь, то когда же?
Он остановился.
— Сможете ли вы пережить все это позднее, лет через десять? Будет ли тогда на это время? И захотите ли вы вообще таких переживаний?
— Я не знаю… почему бы и нет? Но, может быть, не столь сильных! Я так устала; я хочу быть в мире со своим любимым человеком; хочу свить теплое гнездышко; и покой, покой…
Торак мягко положил свою руку на мое плечо.
— Да, любимая… смотрите сны… но, когда насмотритесь, вставайте снова.
Я осталась еще на некоторое время сидеть так, откинувшись и думая о своем. Затем меня подняло с софы. Торак скрестил руки, откинувшись назад, терпеливо ждал ответа, насмешливо наблюдая мои странные передвижения по комнате; он не задавал вопросов. Через некоторое время я остановилась и воскликнула:
— Теперь я знаю, в чем тут дело! Речь идет не о чем ином, как о душевной силе! Я выработала в себе экономическую потенцию, интеллектуально-риторическую потенцию и творческую потенцию!
— Сексуальную, пожалуй, тоже! — перебил меня Торак, ухмыляясь, — …и немалую!
— Да!.. Но я была духовно слабой! Вы понимаете?? А эти годы дали мощную закалку.
— Так, хорошо, а что еще? — спросил Торак ободряюще, чувствуя, что я еще не подошла к концу.
— …Еще независимость! Да! Она у меня была как роза в бутоне — нечто страстно желаемое, но еще не явленное миру… И не в последнюю очередь речь идет о глубине чувств и постоянстве, которым я училась тогда. Я теперь знаю гораздо больше о чувствах! И я теперь могу видеть по людям, что они чувствуют; я могу читать по человеческому поведению!
Я сделала небольшую паузу и непосредственно рассмеялась: