— Парни, да че вы, как девочки? — попытался я по новой договориться с горе-вояками. — Это только с виду Зараза страшный, а в душе он добрый, ласковый щеночек.
— Муууу?..
— Блин, ну ты-то еще не нагнетай!
— Муууу!..
— Разумеется, на самом деле я так не думаю.
— Муууу!..
— Короче, умник, свали, потеряйся где-нибудь на ночь. Не знаю, поохоться там, сожри тварюшку какую-нибудь…
— Муууу!.. — довольный предоставленным карт-бланшем пит торопливо забил крыльями, разгоняясь для взлета.
— Только крестьян местных и животину ихнюю не тронь! — крикнул я уже вдогонку стрелой рванувшему ввысь грома-быку.
— И на рассвете, чтоб здесь был, как штык! — без особой надежды, проорал уже вслед ставшему размером с букашку питомцу.
— Муууу!.. — донесся едва слышный рев из поднебесья, сменившийся тут же протяжным нарастающим свистом.
— Ох ты ж, мать!.. Парни, ну-ка живо все в дом! — рявкнул я на робко выбирающихся обратно на арену воинов и, первым подавая пример, со всех ног рванул к широкому ступенчатому крыльцу и возвышающемуся над ним монолиту отремонтированной двери.
Ковровая бомбардировка в осеннем саду началась, аккурат в тот миг, когда мы дружной запыхавшейся толпой ввалились в просторный холл родового дома.
— Что это было, барин? — прохрипел схватившийся рядом за стену седобородый дядя, в котором я, с изумлением, признал пропавшего без вести воеводу Демьяна (в тот момент я еще лишь догадывался о запустившемся в княжестве процессе возрождения).
— Кишечник у бедняги слабый еще, потому как после мутации и дня еще не прошло, — стал обстоятельно объяснять я уважаемому воеводе. — А придурок уток семь, вместе с потрохами и перьями, сожрал, пока сюда мы летели… Охотник, блин!.. Вот и пронесло, бедолагу, с надрыва.
— Чего? — ошарашенно уставился на меня Демьян округлившимися, как у филина, глазами.
— Ну ты слышал, как он из-под облаков досюда домычаться хотел? Перенапрягся, знать, сердешный. Его и пронесло.
— Чего? — уже в унисон воеводе дружно гаркнули и окружившие нас со всех сторон вояки.
— Короче, некогда мне тут с вами, дел невпроворот, — объявил я недотепам и, раздвинув цепочку парней, зашагал в столовую…
Ну а дальше все было, как обычно: в дверях столовой столкнулся с прискакавшей на шум мачехой, с шутками-прибаутками сели «дружным» семейством ужинать, но через считанные минуты, ожидаемо, насмерть со Стефанией Власовной разосрались, и заканчивал ужинать я уже за огромным столом в гордом одиночестве.
Пока я отъедался за неделю сурового поста, прислуживающая мне за столом кухарка Марфа передала весточку дочке, что я прибыл в отчий дом с ночевкой. Потому, когда закончил и, поблагодарив Марфу за угощение, отдуваясь вывалился из столовой, в коридоре меня уже дожидалась Василиса, с хитрющей лыбой во всю мордашку.
Как только приветственные обнимашки-целовашки поутихли, мы, не сговариваясь, зашагали в сторону спальню. И по дороге намеками девушка начала потихоньку готовить меня к ожидаемому там сюрпризу…
— Ооо, барин, как хорошо! Вот так, да, да!.. Ах!..
— Вы самый лучший, барин! Самый!.. Ах-ах-ах!..
— По-жа-луй-ста, толь-ко не ос-та-нав-ли-вай-тесь!..
О да, девочки! И не подумаю! С вами, красавицы, у нас вся ночь впереди! Спасибо Выносливости, благодаря прокачке которой я теперь та еще неуемная секс-машина…
Глава 26
Глава 26
— Уважаемый Петр, хорош уже дурковать, а, — покачал я головой, наблюдая отчаянные потуги сельского кузнеца (похожего на медведя двухметрового громилы пятого уровня развития) одолеть икоту.
— Я ж… ик!.. чес-слово… ик!.. как на духу, барин… ик!
— Чудак человек, мне ж доподлинно известно, что стойкой необходимой ты располагаешь. Звенья, ведь, для мостовых цепей ты ж года два уже по отцовскому наказу у себя в кузне справляешь.
— Истинно… ик!.. реку вам, барин… ик!.. все, как есть, позабыл… ик!.. опосля воскрешения.
— Так вспоминай, блин!
— Стараюсь, барин… ик!.. Изо всех сил…
— Петруша, мое ведь терпение не бесконечно.
— Но, барин… ик!..
— Муууу!.. — дабы ускорить забуксовавший процесс уговоров упрямца, грозным ревом решил простимулировать кузнеца заскучавший за моей спиной пит.
Звонко бзднув, кузнец мигом исцелился от икоты и, мужественно стирая с лица ледяную испарину, упрямо проскулил дрожащим голосом:
— Никак нельзя сковать, барин. Уж не обессудь…
Стерва мачеха не обманула, кузнец сельский оказался тем еще крепким орешком.
Когда за завтраком я попросил «маменьку» порекомендовать специалиста, для изготовления надежной сбруи на моего крылатого озорника, Стефания Власовна тут же охотно порекомендовала мне нашего кузнеца из Савельевки. Она даже расщедрилась выделить мне отрока в провожатые до нужного дома, но, не без злорадства, предупредила, что Петр ничего для меня делать не станет, из-за обиды за дочку.
Уж не знаю, кому там кузнец приходился родственником: Красе или Власе (злобная мачеха уточнить эту деталь не пожелала, я же, дабы не порочить достоинство своих любовниц, не стал подробно расспрашивать), но так-то, по большому счету, родитель не дуться на меня должен, а спасибо сказать за дочку. Потому как, благодаря нашим с девками ночным потрахушкам, и Краса, и Власа нормально так наполнили свои Запасы прихватизированной у меня живой, и почти вернули себе все утраченные после воскрешения воспоминания… Однако, злобная мачеха оказалась права, и упертый кузнец, отчаянно кося под дурачка, на отрез отказывался ковать для Заразы сбрую.
— Эх, Петруша-Петруша, не бережешь ты себя, — пожурил я упрямца.
— Муууу?.. — оживился за спиной чутко уловивший мое настроение питомец.
— Да обожди, проглот, — потрепал я за бронированную щеку по-акульи осклабившегося грома-быка, — откусить башку кибальчишу этому ты всегда успеешь.
— Муууу?..
— Ты думай, че предлагаешь-то? Как от без рук сбрую-то тебе потом ковать станет?
— Муууу?..
— Ну, в принципе, ноги там ему будут без особой надобности…
— Ба-ба-барииин! — взмолился побелевший, как мел, «кремень».
— Че, передумал геройствовать, — улыбнулся я, как лучшему другу, трясущемуся от ужаса кузнецу.
— Держись, Петр!..
— Не уступай!..
— Мы верим в тебя!.. — донеслась неожиданного из-за забора напористая многоголосица набежавших с соседних дворов сельчан.
— Вы че, челядь?.. — окрысился я в сторону «говорящего» забора. — Только благодаря нам с питом вы, сморчки неблагодарные, на алтаре у стража отвоеванном из праха восстать смогли! И вместо спасибо… Да Зараза ща за такие речи крамольные все хибары ваши по бревнышку раскатает!
— Так он уже за ночь полсела обездолил, барин! — неожиданно прилетела яростная ответка из-за забора.
— Всех коровенок наших злыдень твой подрал! — вторил первому второй смельчак.
— А быков застращал так, что остолбенели сердечные! — поддакнул третий глас из зазаборной толпы.
— Зараза, ты че? — обернулся я на пита. — Я ж на тварей тебе велел охотиться!
— Муууу!.. — насквозь лживо попытался изобразить свою непричастность к озвученным предъявам грома-бык.
— Значит так! Мутаген с десяти следующих стражей — мой!
— Муууу?..
— Потому что наказан, за неповиновение! — припечатал я.
— Правильно, барин!..
— Так его, паразита!.. — загалдела за забором толпа.
— А ну стоять! — гаркнул я на попытавшегося под шумок сбежать со двора кузнеца. — Петр, последний раз тебя спрашиваю: скуешь сбрую?
— Да говорю ж, барин, с радостью бы, но…
— Зараза, он твой.
От кровожадного клацанья зубастых челюстей подскочившего к остолбеневшей жертве грома-быка по серым шароварам несговорчивого Петра начало растекаться большое мокрое пятно, с характерным аммиачным запахом.
— Пааапааааа!.. — с истошным криком через распахнутую калитку во двор забежала Аленка.
— Твою ж мать, совсем из головы вылетело, что она Петровна, — растерянно пробормотал я. — М-да, нехорошо с папашкой ее получилось.