— Ведь мы с вами офицеры, а не кухарки, чтобы прислушиваться к сплетням. Что касается меня, то должен предупредить, оскорбления, задевающего мою честь, я не прощу никогда и никому. Но обращать внимание на сплетни… Это ниже моего достоинства.
— Тогда выпьем за то, чтобы между нами никогда не возникало никаких недоразумений. Барон, а вы ведь только пригубливаете!
— Я никогда не пью больше одной-двух рюмок. А поскольку это вторая — разрешите мне продлить удовольствие.
— Похвально для молодого человека. А вот нам, старикам, приходится себя подстёгивать, подхлёстывать, чтобы справиться с той огромной работой, которая легла на плечи
— Но, я вижу, у вас есть время для отдыха, господин майор, — Генрих указал глазами на фотоаппарат, висевший над кроватью.
— Фотографией я увлекаюсь с детства, а теперь представилась такая возможность пополнить свой альбом. Столько городов, по которым проходил, столько событий, в которых принимал участие! Развернёшь в старости — увидишь не только весь свой путь, а и каждый шаг на этом пути
Майор много выпил, его всегда мутные глаза, теперь блестели, длинное жёлтое лицо порозовело.
— Интересно было бы взглянуть на ваш альбом, если, конечно, он не чересчур интимного характера. — Генрих лукаво прищурился.
— Что вы, что вы — всполошился Шульц — Я человек семейный. Все абсолютно пристойно.
Майор Шульц склонился над чемоданом, поколдовал у замка и через минуту положил перед Генрихом огромный альбом.
Альбом действительно был богатый. Фотографии, сделанные в Бельгии, Норвегии, Чехословакии, Франции, Польше. Можно было проследить весь путь, пройденный частью, в которой раньше служил — майор Шульц. А вот большой раздел «Россия». Генрих начал листать странички медленнее. Разрушенные города и села. Голодные, измождённые люди за колючей проволокой. Виселица, и на ней человек. Ещё виселица — петля висит над головой какого-то юноши, почти мальчика. Все эти фото служат лишь фоном. На первом плане офицеры, часто сам Шульц. Верно, кто-то помогал ему снимать. А вот один Шульц, во весь рост. Важное надутое лицо, самодовольная улыбка, одна нога стоит на теле убитого. Видно, как поблёскивают против солнца хорошо начищенные сапоги.
— Красноречивый снимок, — бросил Генрих, внимательно вглядываясь в фото.
— Я бы сказал — символический, — поправил его майор.
— Его надо беречь как документ.
— Как документ великой эпохи! — с пафосом «добавил майор.
Генрих листал альбом, не поднимая глаз, словно боясь, что они выдадут его.
— А вот мой последний снимок, — майор задержал его руку, указывая на обозначенную в уголке фотографии дату.
На снимке генерал-майор Даниель в своём служебном кабинете. Он стоит у письменного стола, держа в руках какую-то бумагу. Фоном служит стена, завешенная огромной картой. Линии на карте нечёткие, но жирно обозначенные стрелы хорошо видно. Генриху не трудно догадаться, что на карте обозначен план операции «Железный кулак».
— Чудесная работа, майор. Вы можете конкурировать с лучшими профессионалами-фотографами. Честное слово, я был бы рад получить от вас фотографию на память о сегодняшнем дне. Довольная улыбка засияла на лице Шульца.
— Выбирайте любую, которая есть в двух экземплярах.
— Тогда я выберу ваш последний снимок, мне приятно было бы иметь фотографию генерала Даниеля у себя на столе.
— О, пожалуйста! Таких снимков у меня два. Один я собирался презентовать генералу, но теперь, после этой неудачи с «Зелёной прогулкой»… Майор вытащил из альбома фото и протянул Генриху.
— Нет, так не принимаю, — отстранил его руку Гольдринг — Подарок надо надписать.
— Если дело за этим…
Шульц взял ручку и размашисто написал на обороте: «Лейтенанту фон Гольдрингу от майора Шульца».
— Благодарю, очень благодарю, — Генрих спрятал фотографию за борт мундира.
— Да, я согласен с вами, генералу Даниелю сегодня не до подарков, — вздохнул Генрих, — вторая операция подряд проваливается.
— Вы считаете первой — «Железный кулак»?
— Да, а теперь «Зелёная прогулка»…
— А чем, по-вашему, это объясняется, герр лейтенант? — внимательно вглядываясь в лицо Генриха, спросил Шульц. Взгляды их скрестились.
— Я разведчик с детства, и хоть я младше всех офицеров разведки корпуса, но никто не разуверит меня в том, что в штабе действует отлично замаскированный шпион.
Шульц откинулся на спинку стула, ноздри его большого носа чуть вздрагивали, словно чуяли добычу, а глаза сощурились в узенькие щёлочки.
— Вы думаете? — хриплым голосом переспросил он Генриха.