Жизнь словно состоит из обрывков, фрагментов.
— Здравствуйте, у меня пришла книга, — сказал я, зайдя в книжный магазин и продиктовав номер заказа. Продавщица стала искать в целой куче заказов. Переспросила номер заказа. И ещё поиски. За мной столпилась очередь. Стояла женщина, лет 30 с детьми, девочкой лет 10 и мальчиком лет 5.
— А как книга называется? — спросил продавец.
— Самоубийство. Эмиль Дюркгейм, — ответил я. Детишки позади подняли голову и сначала посмотрели на меня. Увидев мои стеклянные глаза, они стали смотреть на мамочку.
— Хорошо. Я всё нашёл. У нас новая программа лояльности, так что выбирайте подарочную карту, — сказал продавец и выложил три карты на выбор. Какая-то рыба, то ли утка, то ли гусь и воробей.
— С воробушком, — сухо ответил я, и вскоре забрал заказ с картой.
Жизнь становится всё невыносимее и невыносимее. Я тону в ничтожности своей и мира. Хожу на пары, но что там было понятия не имею. Потому что я читаю. Читаю эту книгу. Читаю рассказы суицидентов. Читаю о том, какие способы самоубийства самые эффективные. У некоторых аж 95 % вероятность успешного исхода! Но вариант не самый приятный. Ха, не самый приятный способ умереть! Как же это однако звучит, а? Каждый день одно и то же. Я больше не сидел с Ниной и Соней. Потому что они сидели с ней. Я сидел со всеми. По очереди. Читал книгу «Самоубийство». Все смотрели на обложку и продолжали заниматься своими делами. Поставил на рабочий стол телефона депрессивную картинку. Чёрный фон, а на нём потухшая спичка, с только зажжённым фитилём. Часто я доставал телефон и просто пялился на рабочий стол. Реакция окружающих? Та же самая. Видимо это моя жизнь. Маша зажгла спичку и тут же потушила. А Рина — это струя дыма, исходящая от бывшего огня. Эта спичка может гореть ещё долго. Вернее, могла гореть. Но она больше не зажжётся. Да, ей бы ещё гореть и гореть, согревать своим теплом других, помогать зажечься другим. Чтобы этот огонь любви пошёл дальше и дальше, по-цепочке. Но спичку затушила, едва она разгорелась.
Огонь. Любовь. Счастье. Это всё, чего я хотел. Любить и быть любимым. Всё, чего я хотел. Чего я хочу сейчас? Чтобы ничего не стало. Абсолютно ничего. Хех, вспомнил мой разговор с Владом в 11 классе. Тогда я сказал, что развязал бы третью мировую, ядерную войну для того, чтобы сделать себя бессмертным. Да уж, смешно. Но я бы хотел это сделать и сейчас. Не для того, чтобы обрести бессмертие, нет. А чтобы всё было разрушено, уничтожено.
Да, уничтожено. Хотя, для меня там и так всё мертво. Родители, друзья, Рина. Маша… Для меня они все мертвы. Скоро буду и я. Но какое дело им до меня? Ведь я неудачник. Друзей тяну на дно… Не оправдываю ожидания родителей… Не способен быть любимым. Вся эта петля ведь началась не сегодня и не вчера, нет, она тянется давным-давно. Сколько себя помню, всегда был нытиком. Да, это так. Мне 4 года. Юг. Папа пошёл кататься на водном аттракционе, мама пошла его фоткать. Я хотел с ней, но она сказала мне сидеть и сторожить вещи. А я… А я разревелся и с силой кинул очки для плавания об каменистый берег. Очки разлетелись на части. Глупый, инфантильный ребёнок. Такой я и сейчас. Только если 14 лет назад можно было сделать скидку на возраст, то сейчас… 21 год, ни разу не работавший долбаёб, который сидит на родительской шее, и которого унижает жизнь. Да и эти унижения… Какой в них смысл, если всё, что будет после — это «ничто»?
Сейчас… Слабительное купил. Сейчас бы вернуться на два года назад, в то самое 14 февраля. Где я подарил ей медвежат. Как мы лежали на полу и смотрели на звёздное небо. Казалось, что я нашёл то, что искал всю жизнь. Счастье. Да, я был счастлив. Как никогда. Но я утратил вкус этого чувства вот уже как полтора года. Полтора года небытия.
Ты забрала её у меня.
Вы все. Но можно ли судить вас по тому, что не захотели отношений с лузером? Конечно нет. Ничтожество. Полный ноль. Миру стало бы проще и легче без меня. Очередной корм в мире социал-дарвинистов. Да, подножий корм. Не более того.
Всё, что я бы ни делал, было ошибкой. Видимо, даже рождение. Стоило удавиться пуповиной. Жалкое существо, которое металось из угла в угол, чтобы «найти себя». Нет, ни в математике, ни в химии, ни в истории моё призвание. Моё призвание в земле. Лежать и кормить червей. Всяко больше смысла, чем в жизни.
А девушки… Так, мыло купил. Я ни уродлив, ни туп, но на мне видимо печать. Есть печать Каина, есть печать Сатаны, а у меня печать неудачника. Неудачника, которого все посылали и опрокидывали через детородный орган. А потом я встречаю её. Кажется, что вот она, та, ради которой стоит жить. Ради которой я пережил столько душевных терзаний. Но всё не имело смысла. Только её ложь и предательство. Это был не конец страданий, а кульминация. Апофеоз. А по законам драматургии за кульминацией следует затухание и конец. Да, конец страданий. Конец боли. Её больше не будет.
Ха, а ведь я хотел стать Наполеоном 21 века! Я, Наполеоном… А по итогу даже Раскольниковым не стал. Лучше бы стал ёбаным нацистом и сдружился с Тесаком. Там глядишь сотворил бы какую-нибудь хрень. Но даже нацики не такие лузеры как я.
Боже, как я устал. Хороший ремень есть. Устал от всей чуши, под названием «жизнь». Что это, как ни череда проёбов и разочарований? Всё начинается с возвышенных идеалов, а потом оказываешься там, где я. На дне. Да и какая разница, когда ты умрёшь, сегодня, завтра, или через полвека? Ты всё равно сдохнешь, а потом… Ничего. Ничто. Всегда смеялся с этих эко-активистов. Мол, спасём Землю для наших детей. А тебе какая разница? Ты уже будешь мёртв. М. Ё. Р. Т. В. Всё, тебя не будет! Тебе ли не похуй, что будет с планетой после того, как ты откинешь копыта? Ты ведь не будешь наблюдать за всем происходящим откуда-то сверху. Нет, тебя просто не будет. Вечное ничто. Только оно. Ну и «ужас, ужас» вместе с ним. Почему тех, кто желает посмертной славы считают больными и недалёкими, а эко-активистов такими хорошими? Ведь суть одна — жить ради будущего, которого ты не увидишь. А я знаю почему. Потому что общество любит нас. Да, оно нас любит. Неудачников. Потому что на них можно показать пальцем, и сказать, что я лучше их. А эти активисты суть неудачники. Тогда как человек, который добивается славы, возносится над массой, и она это ненавидит. Он был одним из них, но стал лучше. И теперь уже им будут указывать, что это они неудачники, которые могли бы достигнуть тех же высот, что и он. Но не достигли.
Да, мы нужны обществу. Но оно мне не нужно. Я устал быть этим бабуином в зоопарке, на которого приходят посмотреть зрители и посмеяться. Довольно. И пусть вы отгорожены от меня клеткой, это не означает, что вы и дальше будете смотреть на меня и смеяться с моих страданий и неудач.
Как же я устал. Всё надоело.
Я просто хотел любить. Но любовь всегда приносила мне страдания и боль. А я так больше не могу. Больше не могу. Я устал страдать из-за любви. А любить не могу. И как тогда мне быть? Не любить. Или не быть. И для меня ответ очевиден. Как очевидно и то, что я очень добротно сходил в туалет после изрядной дозы слабительного. Да, минутка сортирного юмора в моей голове. Видимо только это и остаётся. Особенно когда ты стоишь на табуретке, а ремень закинут на дверной косяк. С петлёй на другом конце. Видимо только и остаётся. Боже, дай я скажу что-то важное. Маша, я любил тебя. И люблю сейчас. Для жизни мне было бы достаточно и одной твоей любви… Ты даже не можешь представить, какую любовь ты убила. Что ты разрушила. Но не вини себя в произошедшем. Как и Рина. Не вини себя. Я знаю, ты можешь подумать, что я сделал это после того, как ты меня отшила. Но это не так. Просто это стало последней каплей. Просто я устал. Не вини себя. Не вини.