Эмма прикрыла глаза и прижала руки к тем местам, где лежали ладони Марлоу. Не успела она опомниться, как ладони ее опустились к бедрам, повторив движение его рук, и тело тут же отреагировало. Она отдернула руки.
Марлоу сделал то, о чем ее предупреждала тетушка; то, чего не позволила бы ни одна благовоспитанная женщина; то, что заставляло Эмму напускать на себя равнодушный вид и соблюдать дистанцию со своим красавцем хозяином. Джентльмены неисправимы, не раз говаривала тетушка, а потому устанавливать границы и блюсти их – дело женщин.
«Но он коснулся меня, тетя. Он коснулся меня».
Нельзя было позволять ему этого.
Эмма села, обняв колени и поджав пальчики под хлопковой сорочкой. Прижалась лбом к прохладным коленям, сгорая от стыда и вины, но душевный трепет никак не унимался. Теперь она знала, какой эффект может произвести мужское прикосновение – пусть мимолетное, пусть недостойное – на женщину.
Она не может позволить этому повториться вновь.
Эмма со вздохом откинулась на подушки. Быть может, она волнуется понапрасну. Ухватившись за эту мысль, она попыталась встать на путь оптимизма. Возможно, Марлоу, как и она сама, осознал непристойность своего поведения и впредь будет держаться в рамках приличия. В конце концов, как только они спустились вниз, в гостиную, все шероховатости в их отношениях сгладились. Остаток встречи он вел себя по-джентльменски.
Несмотря на предупреждения, его критика не показалась ей жесткой. Эмма изложила ему свои идеи, и он выслушал их с невиданным ранее вниманием. Она явно переборщила с детальным описанием меню для пикников, но и тогда на его лице не отразилось ни намека на скуку или нетерпение. Иногда он кивал или бормотал что-то одобрительное, но большей частью хранил молчание и вежливо слушал ее излияния.
Может, она слишком строго судила Марлоу? Может, зря обвиняла его в неискренности и распущенности? И все же джентльмены есть джентльмены, и она сама должна проследить за тем, чтобы эпизод на стремянке никогда не повторился.
Глава 9
Пандора – самое неуправляемое и взбалмошное создание. Женщина, одним словом.
К назначенной на среду встрече мисс Дав снова окружила себя оболочкой холодной деловитости, к которой привык Гарри. Без сомнения, это было очень мудро с ее стороны – им обоим следовало придерживаться разумного поведения, – и все же Гарри ощутил легкое разочарование. Ему хотелось поближе познакомиться с новой мисс Дав, той, чья улыбка могла осветить комнату. Той, которая исторгала проклятия наедине с самой собой. Той, которая не ударила его по рукам, когда он ласкал ее бедра.
Он проверил статью, присланную с посыльным накануне, и одобрил все доработки. Однако колонка для мужчин, добавленная по его просьбе, требовала пересмотра, так как мисс Дав явно никогда не приходилось выбирать себе камердинера. Эмма не стала противиться изменениям.
И хотя она все еще очень походила на ту мисс Дав, которую он знал, в ней все равно чувствовались перемены. Его бывшая секретарша никогда бы не вышла из себя и не выкинула хозяина из своей квартиры. Она никогда не швырнула бы ему в лицо его же критику и не решилась бы торговаться из-за процентов. Мисс Дав стала другой. Он не знал, как это случилось, но понимал, что заинтригован. Возможно, успех придал ей спокойной уверенности в себе, коей она не выказывала раньше. Или все дело в том, что она потребовала от Гарри уважения, которого он, положа руку на сердце, не оказывал ей прежде. Его взгляд скользнул к ее накрахмаленной и наглухо застегнутой на груди английской блузке. Быть может, хмыкнул он про себя, причина в том, что он продолжал представлять ее себе обнаженной.
– Я все подготовлю к завтрашнему выпуску, – пообещала она, врываясь в его размышления.
– Где вы получили столько знаний? – спросил он из чистого любопытства. – Хрусталь и кольца для салфеток, что хорошо, а что плохо? И откуда вы черпаете свои идеи?
– До замужества моя тетушка Лидия служила гувернанткой, она была очень щепетильной в том, что касается хороших манер. Вот так я и узнала, говоря вашими словами, что хорошо, а что плохо. Я жила с ней с пятнадцати лет.
– А ваша мать?
– Она умерла, когда мне было всего восемь. Я почти не помню ее. – Мисс Дав посмотрела поверх его плеча, взгляд ее затуманился. – Она постоянно твердила: не играй в грязи, – прошептала она. – Это я помню.
– Вам запрещалось играть в грязи? Почему, ради всего святого?
– Отцу не нравился вид испачканной одежды. Он, как человек военный, был очень строгим и аккуратным, знаете ли.
Гарри знал. Он ясно представил себе детство мисс Дав, и картина получилась слишком безрадостной.
– Значит, в пятнадцать вы переехали к тете. Она была замужем?
– К тому времени она овдовела и проживала в Лондоне, всего в нескольких кварталах отсюда. После смерти отца я перебралась к ней.
– Ваша тетя была одинокой и не жила с вами, со своими родственниками? – удивился Гарри.
На лице ее застыло странное выражение – тяжелое, холодное, точно маска. В душе Гарри родилось необъяснимое чувство.
– Нет, – ответила она секунду спустя. – Мой отец не… Судьба тети не волновала его. Она была сестрой моей матери.
Да и тетя не слишком тревожилась об отце, догадался Гарри. Что-то здесь было не так, неправильно. Он чувствовал это, и ему это не нравилось.
– Но в любом случае разве не лучше было бы вам жить с тетей после смерти матери?
– Нет. По крайней мере, – добавила она с вымученной улыбкой, – отец так не считал. Как я уже сказала, они не ладили. Но отвечая на вторую часть вашего вопроса о хрустале, салфетках и прочем… – Она задумалась ненадолго, потом проговорила: – Я и сама не знаю, откуда берутся мои идеи. Они просто приходят в голову. Я много читаю. Брожу по улицам, наблюдаю, пишу о том, что кажется мне интересным. Разговариваю с людьми – матронами, торговцами, ремесленниками. И конечно же, обожаю ходить по магазинам. Например, сегодня я собираюсь исследовать магазинчики вокруг рынка «Ковент-Гарден». В сущности, – она бросила взгляд на часики, приколотые к ее бежевому жакету, – мне пора, если мы закончили. Уже почти одиннадцать. – Она убрала в портфель материал, требующий дополнительной проверки, и встала.
Гарри тоже поднялся.
– Мне хотелось бы составить вам компанию, – услышал он свой голос.
Эмма с сомнением посмотрела на него:
– Хотите пойти со мной? Вы?
Он рассмеялся:
– Понимаю, это вас удивляет.
– Мягко говоря. Вы же ненавидите магазины.
– А вы обожаете. Вот почему я перекладывал покупку подарков на ваши плечики. Вы в этом деле намного лучше меня разбираетесь. У вас талант отыскивать подходящую вещь для каждого.
– Спасибо, милорд. Всегда приятно знать, что твой подарок пришелся человеку по сердцу.
– Если это доставляет вам такое удовольствие, то почему бы вам снова не прийти мне на помощь?
– Решительно нет, – поспешно выпалила Эмма.
– Вы стали такой бессердечной, – притворно вздохнул Гарри. – Подумайте о моих несчастных сестрах.
Его мольбы не произвели на нее никакого впечатления.
– Я не умею выбирать подарки, мисс Дав, – сказал он, шагая за ней к двери. – Вы не представляете, какой это кошмар, когда до Рождества два дня, а вы не знаете, что купить.
– Так вам и надо, не будете тянуть до последнего момента.
– Может, вы и правы, но Рождество без вас пугает меня.
– Не бойтесь. Просто внимательно слушайте, что говорят окружающие. И идите в магазин, без этого, к сожалению, не обойтись.
Он застонал.
– Считайте нашу сегодняшнюю прогулку хорошей тренировкой.
– Ну ладно. Буду оттачивать мастерство хождения по магазинам, наблюдая за вами.
С этим он и мисс Дав отбыли к рынку «Ковент-Гарден», и в последующие два часа Гарри начал лучше понимать ее. Он открыл в ней прекрасного слушателя, обладающего прирожденным даром брать у людей интервью и выуживать из них необходимую информацию. Жена мясника сказала ей, где купить вкусную горчицу. Лоточник, торгующий овощами и фруктами, поделился рецептом изумительного корнуоллского печенья. Полицейский на углу Мейден-лейн и Бедфорд-стрит сообщил, какие переулки безопасны, а какие нет. Эмма была готова учиться всему и у всех, внимательно слушала людей и брала на карандаш все сведения, которые сумела добыть. Ничего удивительного, что она знала, где найти самые качественные ботинки и как смастерить бумажных зверушек. Она хорошо разбиралась в человеческих слабостях и играла на одной из них – люди чувствовали свою важность, делясь с ней знаниями, и им это нравилось.