Медлить было нельзя. Затаив дыхание я скрыла себя за иллюзией куста, скопировав неоднородную ауру растений, и создала девушку, которую метнула к обрыву. Сухая трава хлестала и царапала ноги, репьи кололи и цеплялись за подол платья. Все выглядело как в жизни. И когда Лег на страшном вороном коне ураганом промчался мимо, я с ужасом поняла, что подвести иллюзию к обрыву и сбросить ее в реку я не успею.
Лег преградил девушке путь в десятке шагов от меня и резко дернул повод. Жеребец вскинулся на дыбы и остановился. С отвратным хрипом конь закусил удила и угрожающе врезался копытами в землю, ломая обескровленные стебли и поднимая клубы пыли.
Я бросила иллюзию девушки на траву. Сделала частым ее дыхание. Ко лбу прилепила локоны, спутала волосы. Широко распахнутыми глазами, словно не веря в происходящее, она смотрела на своего убийцу.
Цвет голубых холодных глаз всадника никак не вязался с его образом – по мне так глаза теней должны быть жуткими черными осколками бездны. Черные волосы, асбестовая кожа, тонкая линия губ, неестественно заостренные скулы – он крайне отличался от обычных мужчин, излишне выраженными чертами лица и почти полным отсутствием подкожного жира. А еще он был высок.
Лег стремительно соскочил с коня и, прочитав у девушки стихию воздуха, невесело усмехнулся и обнажил клинок.
Сталь вошла в тело, как в землю, легко и по самую рукоять.
Я едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Голову рвала на части боль, страх мутил рассудок, грозя разоблачить иллюзию и вместо обманчивого видения швырнуть под стальное жало меня.
Балансируя на грани безумия, я все же подвела свою игру к достойному финалу.
На девичьих щеках застыли слезы. Она склонила голову на плотное покрывало земли, чуть приоткрыла губы, словно желая что-то произнесли. Закрыла глаза. Еще один два заметных подъема груди и бледное лицо застыло покойной маской.
Мне же осталось только молиться небесным старцам, чтобы Лег поверил в истинность происходящего.
Он заворожено смотрел на чернеющую кровью женскую грудь. Он ждал. Было что-то, что не давало ему покоя, что мешало ему покинуть это место. Он не раз забирал жизнь одаренного. Никогда прежде Лег не видел, чтобы частица божественного огня угасала внутри мага. Частица эфира не покинула оболочку, став пленницей клинка, и даже не растворилась в пространстве, смешавшись с энергетическими потоками мироздания, а просто… угасала!?
Схватив граненую рукоять, он вырвал клинок из груди. Несколько капель крови поспешили собраться и затеряться в ветром примятом сухоцвете. Медный запах крови дурманил, неохотно примиряя его с «истиной». Девушка мертва.
Сквозь иллюзию куста, я смотрела, как Лег доводит лезвие до блеска, не отрывая взгляда от девушки. Казалось, он запоминал черты ее лица.
Облокотившись локтем о колено, он неторопливо протянул руку к бледной щеке, повинуясь глубокому чувству неправильности ситуации. Это было необходимым. Просто коснуться ее и …
– Келлах? Проблемы? – окликнул его приближающийся всадник.
Пальцы замерли в дюйме от тела. В присутствии свидетеля он счел свой интерес излишним и одернул руку. Вскочил в седло и направил жеребца назад в сторону полыхающей деревни. Два всадника промчались мимо меня.
Топот стих, вместе с ним утих и ветер. Распалась иллюзия. Я лежала в траве наедине со своей мертвой лошадью, устремив взгляд в бесконечно черное небо.
Я не верила, что мне удалось.
***
Это была самая долгая и самая ужасная летняя ночь. Линию горизонта еще подсвечивало зарево полыхающей деревни, но стонов и плача больше не было слышно.
Слезы не поддавались контролю. Носом шла кровь. Коснувшись губ, я отерла пальцы о сухоцвет, оставляя на нем багряный след, едва различимый в предрассветном мраке. Поднялась, будучи не в силах сидеть рядом с кобылой, которую облепил рой жирных мух и кусали голодные слепни. И шатаясь побрела в сторону пролеска.
Я бездумно повиновалась дороге, узкая лента которой скрывалась в темной зелени леса. Раскидистые кроны сходились вместе и густым покровом спасали от солнца. Весело снующая мошкара то крутилась перед носом, то, видимо, устав, оставалась позади. Вскоре лес начал убывать, островки теней встречались все реже и реже, а воздух становился все жарче и жарче. Тело одолевала усталость, хотелось пить.
Остановившись у изъеденного червями дерева с вырезанными в коре стрелками-указателями, я решила отправиться в Табел. Катарина говорила, город для меня опасен, но теперь у меня не было выбора. Кроме того, я заметила, что балансировать по краю – это возбуждает, и если бы тьма не принесла в мой мир столько непоправимого зла, наверное, я бы смогла порадоваться своей маленькой победе.
Ясность дальнейшего шага дала надежду и заметно оживила меня. Уже к обеду я разжилась холщевой сумкой, в которой болтались огненный камень и нож, пустая (потому как пришлось срочно делать ноги) баклажка и хлеб, украденные в окрестной деревне.
В сандалиях из кожи ступали по земле испачканные в дорожной пыли ножки, им в такт колыхался подол недорогого, но удобного платья. Обманывать всех, никого не подпускать к себе, никому не верить – вот мой удел. Вечный обман. Стоит оступиться и я в лапах Совета Судеб. Придется скрываться и выдавать себя за слабого мага воздуха. Иначе не выжить.
А я выживу… если в ближайшее время найду хотя бы самый маленький глинистый ручеек – жажда становилась просто невыносимой. Ко всему прочему, появилась головная боль и долгое время не хотела меня отпускать. Когда я готова была взвыть от звенящей боли, она сменилась гулом и принялась нарастать.
– Ух ты! Ну заржать-то у меня в голове точно никто не мог!
– С дороги, бестолочь! – полетело мне в спину.
Едва успев обернуться, я отлетела на обочину и неуклюже приземлилась на плечо. Около дюжины всадников на добротных жеребцах пронеслись мимо, поднимая клубы густой едкой пыли. Светлые красавцы под угольной сбруей невольно вызвали восхищенный вздох. Я закашлялась и закрыла глаза в ожидании, пока хоть что-нибудь станет видно.
Жди меня город, я иду!
А кто сказал, что будет легко?
На встречных путников я старалась не обращать внимания – пару раз уточнила направление, да выяснила, что верхом до Табела четверо суток пути. А пешком я даже считать не собираюсь, впрочем, как и сворачивать с намеченной цели. Я доберусь до крупнейшего портового города и отыщу Яспера. Этим летом он отписал своим родителям, что плотный график тренировок не позволит ему навестить деревню, принес извинения и просил справиться обо мне.
– Как хорошо, что этим летом ты не вернулся домой…
Пусть ты и отменный водник, но все мы бессильны против повелительницы Мрака и ее демонов. Стоило вспомнить про Лега, как в памяти всплыло воспоминание: Келлах склоняется над телом и с холодной отрешенностью всаживает лезвие в… кротовую кучу. Долгой и слепой жизни хозяину норы!
Надеюсь, Лег не станет меня преследовать, когда не увидит на платке следов моей крови. А вдруг он и в самом деле захочет завершить начатое?
– Мамочки…
Я припустила бегом.
К ночи я не чувствовала ног, язык присох к небу, а тело страдало от дорожной пыли. Поэтому стоило завидеть мель, как я скинула вещи и со счастливым вдохом окунулась в стоячую мутную воду.
Уже через час чистая и сытая я засыпала в сети выпирающих корневых разветвлений. На ветке одиноко стоящего дерева, доверительно склонившегося к прохладе воды, сохли мокрые панталоны. Под ними тлели веселые угольки, остывала зола, а на тоненькой палочке, воткнутой в землю, был нанизан недоеденный кусочек хлеба.
Проснулась я посреди ночи от нестерпимого зуда. Искусано было все, что осталось неприкрытым: лицо, шея, руки, несколько десятков красных пятнышек нашла я и на щиколотках.
– Пр-р-рекрасное начало нового дня! Ненавижу насекомых.
ГЛАВА: 7
Келлах.
Думы о медноволосой девушке не покидали Келлаха. Черный шелк, которым он отер свой клинок, привел в замешательство. Во-первых: на платке не было следов крови, лишь остатки земли. Во-вторых: лезвие легко вошло в юное сердце, не встретив на своем пути препятствий. И наконец: неестественная тишина. Почему девушка не молила о пощаде, не проклинала его, как обычно делали другие? Почему она вообще молчала? Этому было только одно достойное объяснение – это именно та девушка, по душу которой они пришли.