Штурвальный Людмила Эйхенвальд мгновенно взяла командование на себя. Решение надо было принимать немедля. Не понимая, что дирижабль летит уже выше домов, ребята могли начать выпрыгивать из гондолы.
– По местам! Поднять трап! Закрыть дверь гондолы!
Не видя никого, кто мог бы выполнить ее приказ, Люда сама бросилась к трапу. К ней на помощь подбежал какой-то паренек. Заглянув вниз, он вскрикнул. Там, раскачиваясь на канате, карабкался вверх человек.
Люда не узнала, скорее угадала, что это был командир. Затаив дыхание, боясь помешать ему, она, прильнув к косяку двери, еле слышно шептала:
– Ну давай, Коля, давай, совсем еще немножко… До трапа действительно оставалось совсем немного.
Ему надо помочь. Как?.. До каната из гондолы не дотянешься.
Еще последнее усилие.
– Коля, держись!
Николай дотянулся до трапа, схватился одной рукой. И замер. Силы были на исходе, и он копил их по крохам. С минуту висел так, потом резким броском схватился и другой рукой.
– Коля, держись, держись крепче! – сначала тихо, потом громче, чтобы он услышал, крикнула Люда. – Мы тебя вытянем!
Она, паренек и подоспевший на помощь бортмеханик быстро втянули трап, на котором висел Николай, в гондолу.
Николай тяжело дышал. Прислонившись к стене, он оглядел гондолу, ребят. Притихшие, они смотрели на него во все глаза. Тыльной стороной руки он смахнул со лба струйки пота. С ладоней капала кровь.
Неожиданно огненным всполохом гондолу осветила молния. Осветила лица невероятно ярким неестественным белым светом. И почти в то же мгновение, казалось, прямо по гондоле ударил гром.
– Заводить моторы! – громко отдал команду Николай и, чуть качнувшись, оторвался от стены. Прошел в рубку управления. Бортмеханик мгновенно кинулся к мотору. А Люда, схватив в аптечке бинты, бросилась в рубку.
Дирижабль летел неуправляемый, по воле ветра. И продолжал подниматься. Высота уже восемьсот метров. С минуты на минуту появится угроза повышенного сверхдавления в оболочке. Вспышки молний продолжались. Случись молнии пронзить оболочку, и шесть тысяч кубометров водорода вспыхнут огненным факелом. От грозы надо было уходить как можно скорее.
Снова прокатился гром. Ливень гулко зашумел, ударяясь о зонтичные водоотводы гондолы. Задержись Николай хотя бы на минуту там, на канате, и отяжелевшая от дождя одежда не дала бы ему подняться.
Негромко, словно не решаясь заглушать шум дождя, заработал мотор. Вскоре был запущен и второй. Николай взял забинтованными руками штурвал глубины.
– Курс норд-норд-вест!
– Есть норд-норд-вест!
Люда уже стояла у штурвала направления.
Скоро внизу стала видна желто-серая стерня уже убранных хлебов. Вспышки молний были уже не такими яркими, и раскаты грома доходили с большим опозданием. От грозы они уходили. Хотя серые клубы туч висели сплошной пеленой, ливневого дождя уже не было. Моросил лишь мелкий дождик.
Быстро темнело. На земле сизо сгущались сумерки. В окнах домов загорались светлячки. Корабль проплывал над поселками. Что это были за поселки, они не знали. А карты в планшете у штурмана, там, на земле.
– Товарищ командир!
Николай обернулся. Перед ним стоял веснушчатый, с выгоревшими на солнце волосами паренек и вопросительно, с надеждой смотрел на него.
– Товарищ командир, если нужно что сделать, вы только скажите.
– А что ты умеешь? – улыбнулся Николай. Парнишка весь зарделся:
– Все. Почти все. Я в кружке Осоавиахима занимаюсь.
– Вон как? – Николай заинтересованно глянул на него. – Тебя как звать-то?
– Ваня. Ваня Ветренко.
Мальчик замер, ожидая, что скажет командир.
– Ты здешний? – немного подумав, спросил Николай.
– Ага.
– Ну тогда давай, помогай нам. Становись к окну и, как только увидишь знакомую местность, поселок, городок, тут же докладывай. Ясно?
Глаза парнишки заблестели.
– Есть смотреть, узнавать местность, докладывать, – очень серьезно отчеканил он.
Все ребята, намаявшись, приткнулись друг к другу прямо на полу, уже спали.
Ваня не отходил от окна. Всматривался.
Они пересекли железную дорогу. Рельсы, поблескивая в темноте, уходили вправо. Слева показалось множество огней. Город. Николай повел корабль к нему.
Вдруг Ваня радостно вскрикнул:
– Товарищ командир, это Макеевка, точно, Макеевка! Я узнал. Вон две трубы и еще одна… Это мартеновские печи.
– Не ошибаешься?
– Нет, мы летали здесь. Макеевка это.
– Тогда все в порядке, – обрадованно сказал Николай. – От Макеевки по компасу дойдем.
В три часа ночи, прокружив над полями и долами пять часов, на последних литрах бензина подошли они к Донецкому аэродрому.
Их там ждали. Вовсю светили прожекторы. Когда луч ударил в окно гондолы и осветил все очень ярко, проснулись разом все ребята, бросились к окнам.
– Где мы?
– Домой прилетели.
– Ну, Ваня, – Николай крепко обнял мальчишку. Так по сердцу ему он пришелся, даже расставаться жалко было. – Что я тебе скажу: глаз у тебя приметливый, смелость есть, в беде не теряешься. Будешь летчиком. От души желаю[12].
…Каких только полетов не бывает у дирижаблистов! На дирижаблях, на аэростатах… Но разве это все? Тут еще шары-лилипуты или, как их еще зовут, шары-прыгуны, появились. Зачем их только придумали?! Когда Анна Федоровна видит в воздухе эти маленькие, словно игрушечные, шары и под каждым сидящего просто на дощечке, свесив ноги, как на качелях, аэронавта, у нее сердце совсем обмирает. Иной раз они летят прямо над домом, и Коля кричит ей оттуда:
– Мама, готовь наши, сибирские, пельмени, скоро придем впятером!..
Махнет ей рукой, и ветер унесет его.
До чего же любят они эти полеты! И не только парни, девчонки не меньше. Усядутся на дощечке, оттолкнутся от земли ногами и пошли вверх, сбрасывая по горстке-другой балласт (песок) из мешка. И так, видно, хорошо им там, в вышине! Анна Федоровна только дивится, глядя на них…
А понять их можно. Это ведь совсем особое ощущение, когда аэронавт высоко в небе один на один со стихией. Тут-то и вырабатываются необходимые аэронавту быстрота реакции, мастерство. Шар плывет в свободном полете по воле ветра и со скоростью ветра. Внизу лес шумит, макушками машет, а здесь никакого движения, положи на колени листок бумаги – не улетит… Регулировать направление невозможно, а высоту вполне. Сбросил побольше балласта – пошел вверх, стравил газ – стал опускаться. Правда, бывает, воздушный поток подхватит и бросит шар на сотни метров вверх или вниз. Дух захватит, в ушах засвистит, земля дыбом встанет, а аэронавт зорко следит за приборами.
12
Иван Яковлевич Ветренко действительно стал летчиком. В годы Великой Отечественной войны сражался с гитлеровцами на штурмовиках Ил-2 и Ил-10.