Вера обернулась на шум подъехавшего «газика». Выскочивший из него Сергей Попов светился радостью, как луна в полнолуние. Только что в штабе дивизии ему вручили письмо от жены, из Бузулука. Лена родила ему сына. Назвала Сережей.
– Я, Вер, счастливый, – похвастался он, – если убьют, живет уже в Бузулуке новый Сережка Попов.
«Горе у меня, Люда! Убили моего капитана.
Пишу тебе в «никуда», не веря, что письмо дойдет, но не могу не поделиться, ведь всегда радость и горе делили пополам…
Мы столько раз поднимались с капитаном вместе для корректировки. Пережитая вместе опасность роднит. А мы в корзине, под огнем врага – вдвоем, никого рядом. Не раз доводилось прыгать с горящего аэростата. И сегодня пришлось прыгать. Фриц подкрался, паразит, со стороны солнца, так что мы и ребята на земле не сразу его заметили. Зенитная батарея прикрытия открыла огонь. Но поздно. Чувствую, падаем – значит, горим, только из корзины нам это еще не видно.
Капитан крикнул мне:
– Прыгай!
Он старался меня уберечь. Он старший по званию. Но я – командир. Поэтому приказываю:
– Прыгай первым, капитан.
Он вывалился из корзины. Я – за ним. Считаю до пяти… до восьми – высота позволяет. Дергаю за кольцо. Парни на лебедке помогают нам, пускают машину на аварийной скорости, стараются оттянуть от нас пылающий почти в три тысячи градусов факел, его жар на расстоянии достает. Все же от беды не ушли. Фриц, сделав свое черное дело, не убрался восвояси, вернулся и дал несколько очередей. Я приземлилась благополучно. А капитана смертельно ранило. Глянула в его сторону – ветер парашют треплет. Надо погасить его, может поволочить за собой. Но капитан не шевелится. Кинулась к нему.
– Василь Иваныч, миленький, как же так?..
Чуть дышит, гимнастерка в крови. Положили мы его на плащ-палатку, осторожно подняли в полуторку. За всю дорогу он лишь раз открыл глаза. Было в них удивление и как бы чувство вины: вот, подвел я вас, лежу…
Мы надеялись: довезем. Не довезли.
Обязательно будь жива, Люда!
Твоя Вера».
IV
Экипаж Людиного самолета неожиданно вернули в Москву, и тут она узнала, что Вера и другие дирижаблисты отправлены с воздухоплавательными отрядами артиллерийского наблюдения на фронт. Затосковала. Захотелось быть с ними.
Но для грусти времени не оставалось. Начались полеты. Опять на транспортном, но уже переоборудованном. Мягкие кресла на нем были заменены скамьями, наверху оборудовано место для «шкаса» (скорострельного пулемета – турель. С ними стал летать еще один член экипажа, стрелок. Они были уже не так беззащитны, как прежде, когда не имели возможности отвечать огнем фашистским «мессерам».
Саша тоже летал на транспортном, в другом отряде. Люда со Свердловска его не видела. На аэродроме спросит – говорят: был вчера. Или: полчаса назад вылетел на задание. Главное – цел!
Полетов много: в тыл врага, к партизанам. Доставляли оружие, боеприпасы, десантников для подкрепления.
Они и сегодня с десантом. Люда смотрит на безусых, видимо, только со школьной скамьи ребят. Сидят, обхватив винтовку, сосредоточенные, в напряженном ожидании. Кто-то поправит сумку с патронами, лямки парашюта, неловко, непривычно еще… О чем они думают? О маме? Или о девушке, которой не хватило смелости сказать, что нравится?.. А может, дом уже напрочь отгорожен от них и в мыслях только: как вступят в первый бой?..
Ночь. Линию фронта перелетели, как всегда, на бреющем. За иллюминатором красные черточки трассирующих пуль, всплески света и грохот разрывов зенитных снарядов.
Огненный порог позади. Снова чернота.
И вот команда:
– Приготовиться к выброске!
Все вскакивают. В самолете очень тихо, привычный гул моторов не в счет.
– Мы над точкой приземления, – раздается голос командира Масленникова, – начинайте выброску.
Дверца самолета распахивается. Снаружи, захлебываясь, с шумом врывается леденящий ветер. На лицах парней капельки пота.
Люде не раз приходилось прыгать с парашютом. Ей знакомо охватывающее перед прыжком невольное чувство боязни. Но одновременно к нему присоединялось трепетное и радостное ожидание полета под раскрывшимся парашютом. Она прыгала к ожидавшим внизу друзьям. А эти, может быть, в лапы врага…
– Не отставать, – командует их командир, младший лейтенант, – за мной!
И первым исчезает в проеме двери. Следом за ним прыгают и остальные, друг за другом, глядя лишь на спину впереди стоящего. Так легче подойти к двери, шагнуть в пустоту. Некоторым это трудно, кое-кто жмется к стене, уступая очередь другим, бесцельно ощупывает на себе снаряжение. Люда торопит. Знает: приземлиться нужно всем вместе, на выбранной поляне, иначе потеряют друг друга, заблудятся в лесу.
Следом за десантниками они выбрасывают тюки с боеприпасами, продовольствием.
Пройдя в свой «радиозакуток», Люда настроилась на радиопривод аэродрома. Еле слышное «ззз» – длинное, как дорога в степи… Но вот коротко прозвучало: «лкс» – как бы невзначай радиопривод назвал себя. Доворот ручки, и звенящее «ззз» придвинулось вплотную. Стрелка индикатора радиополукомпаса, вздрагивая, коснулась нулевой отметки.
Масленников кивнул:
– Порядок. Теперь дотопаем до хаты.
Поймав позывные базы, Люда передала по коду:
– Я семь ноль. Задание выполнили. Легли на обратный курс.
V
Вера шла молча, боясь, что голос дрогнет и идущие рядом Почекин и Волков поймут, как трудно ей, раненной в ногу, поспевать за ними, рослыми и крепкими. Только брови, непроизвольно вскидывались при каждом шаге. Рана была нетяжелой, но доктор в полевом госпитале так и не успел ее обработать, был убит разорвавшимся вблизи снарядом. И рана все больше давала о себе знать.
В последний раз на аэростате они с артиллеристом-наблюдателем поднялись возле небольшой деревушки, названия которой Вера не запомнила. Эти дни и ночи они все отходили, и сколько деревушек осталось позади… Поднялись в воздух на рассвете. Тут же налетели два «мессера». С горящего аэростата прыгали с парашютом. На другом конце деревни была уже слышна автоматная трескотня.