Разбойники пытаются прятаться за деревьями, но так как они не поняли, откуда летят в них стрелы, то прячутся как раз с той стороны, где и засели княжич со шляхтичем. Пятая стрела. Она досталась вон тому оболтусу, что решил не прятаться, а побежал прямо на них. Уже не бежит. Опять томительное ожидание. Теперь разбойники пытаются лечь на землю и ползти как раз на засаду. Вон в того шустрого ползуна.
И тут до татей доходит, откуда ведётся стрельба. Но они не знают, сколько стрелков. Поэтому делают ещё одну ошибку: они поднимаются в полный рост и бегут в противоположную сторону, то есть к лагерю. Шестая стрела. В спину замешкавшемуся мужичку в стрелецком кафтане. Так, ситуация становится запутанной. Эти товарищи сейчас выбегут прямо на засаду стрельцов.
Бабах. Грохот мушкетного выстрела разрывает тишину леса. Бабах. Трещат ветки кустов от ломящихся навстречу смерти душегубов. Пока тати занимались кроссом по пересечённой местности, пан Янек успел зарядить оба арбалета и достать из ножен саблю. Может, и правильно, так как больше зарядить не успеем. Две стрелы останавливают бег разбойников, но те уже совсем рядом. Решили идти напролом. Их осталось шесть человек.
Пётр выхватил из-за пояса кинжал и бросил его в грудь ближайшего. Шаг в сторону, захват руки за обшлаг кафтана высокого разбойничка и бросок через себя с колена, добивание костяшками пальцев в висок. Перекат под ноги последнему, удар сапогом в пах, разворот — и опять добить ударом в висок.
Так, теперь подняться и осмотреться. Пан Заброжский рубится на саблях с татем. Одного он уже свалил. Где же последний? Да вот же он, ползком пытается скользнуть в кусты. Шалишь. Этого нужно взять живым. Несколько быстрых шагов — и второй кинжал упирается пластуну в основание черепа.
— Стоять! Руки за голову и громко читай «Отче наш». — На удивление, сработало: разбойник закинул руки за голову и забормотал молитву.
— Как, ты Пётр Дмитриевич? — К княжичу, стягивающему за спиной руки единственного выжившего бандита, подбегают стрельцы во главе с Бородой.
— Нормально, вашими молитвами. Этого к костру, поспрошать его надо. — Пожарский садится еле живой от усталости, надпочечники прекратили выбрасывать адреналин, и сейчас начнётся отходняк.
Событие шестнадцатое
Иван Пырьев сегодня был выставлен в авангард. К вечеру они надеялись добраться по владимирскому тракту до своротки на Балахну. Об этой своротке выведали позавчера на допросе у единственного оставшегося в живых из банды Медведя. Иван присутствовал при этом действе. Пленного подвели к костру, сняли с него портки, и княжич приказал двоим стрельцам, в том числе и Пырьеву, держать татя за локти, чтобы не дёргался и «получил полное удовольствие от пытки», как выразился непонятный отрок. Услышав эти слова, тать обмочился. Княжич же, не обращая внимания на визги мужика, раскалил в костре конец шомпола от пищали и поднёс малиново-светящуюся железку к самому носу разбойника, «чтобы лучше разглядел». Душегубец даже орать прекратил, так внимательно, скосив глаза, разглядывал.
— Я всё расскажу, — обливаясь потом и слезами, заскулил он, когда Пожарский потянулся раскалённым прутом к его причиндалам.
— А мы всё знать не хотим, — успокоил его княжич. — Да, ты всё и не знаешь. Вот ответь, сколько бусин из ладана было в дарах волхвов?
Стоящий рядом богомаз из спалённого монастыря подошёл поближе.
— То и я не знаю, княже. Скажешь ли? — Монашек, видно, принял вопрос за чистую монету.
Иван же, уже начавший привыкать к причудам Пожарского, только фыркнул в бороду.
— Шестьдесят бусин, сделанных из смеси ладана и смирны, — ответил за татя Пётр: как-то слышал это в Исаакиевском соборе на экскурсии и запомнил.
— Благодарствую, княже, — поклонился иконописец.
— Ладно, — повернулся к разбойнику Пожарский, — теперь твоя очередь. Сколько было в вашем полку народу?
— Так без малого восемь сотен, — не мешкая, ответил разбойник, косясь на остывающий прут.
— Ох, тяжело, — вздохнул княжич. — Про твой полк потом поговорим. Сколько было народу в вашей шайке?
— Так без малого два десятка, правда, Федьку вчерась Медведь топором зарубил.