Правда, сказывали, что горазд чужеземец стрелы в цель класть, да только, кто этого своими глазами не видел, с трудом верил, что он и лук-то поднимет. А еще будто бы он со священной хванской земли приехал. Да и о том никто прямо не говорил.
Словом, слухи о нем ходили, а правду разве что воевода знал.
А вскоре отправился воеводин побратим на Лысую Гору за ветками ясеня для лука. До этого все деревья приглядывал, изучал, будто шептался с ними. Говаривали, что у него-то на родине другие деревья росли, вот видно, ничего в округе не подобрал, так на Лысую Гору и отправился. Ох, уж, и шептались тогда. Отвыкли люди на ту сторону-то ходить за время войны, а этот по недомыслию пошел. И ничего себе – вернулся цел-невредим. А тут и старая Велена туда же за хворостом отправилась. Все решили: умом слаба стала. Неужто ей мало в соседнем лесу хвороста того? Куда понесло?
А она, видно, там с чужеземцем и встретилась. Сказывали, будто шли они через мост и беседовали. Чужеземец вязанку хвороста нес да ветки свои в половину себя ростом. И чудное дело – улыбалась старая Велена, хотя до того все думали, что к праотцам вот-вот отойдет. Осиротела она после похода на кваров: последний сын не вернулся. Радимир уж не знал, как в глаза ей смотреть. Уж и воинов из молодых пытался к ней приставить, чтобы и в хозяйстве помочь, да и человек все ж живой в доме. Но она и слышать не хотела. «Ничего мне не нужно, – говорит. – Это молодым много надо. А мне, старухе, все хорошо».
Да говаривали, Олег как хворост донес, так и задержался. Дров наколоть, крышу подлатать. А Велена вдруг сказала, что он ей сына напоминает. Она уж несколько лет, как слаба глазами была, да после смерти сына, верно, и в самом деле еще и рассудком ослабела. Ну, разве был похож ее смешливый Вадим на молчаливого Олега? Ни повадкой, ни статью не похож. Но никто переубеждать упрямую старость не стал. И странное дело – нелюдимый Олег так у нее и остался. И будто помолодела Велена».
========== Глава 7 ==========
Книжный рассвет засверкал в водах бурной реки,
Книжный герой обессиленно наземь осел,
Книжная скорбь разлилась с чьей-то легкой руки,
В книжной груди уголек надежды истлел.
Книжный закат уведет долгий день за собой,
Книжное небо раскрасится россыпью звезд,
Но книжная верность вновь вступит в невидимый бой,
Книжную подлость тесня за тысячи верст.
К моему удивлению, мы не пошли через центральную часть Свири, хотя это и был самый короткий путь. Выйдя за ворота, мой спутник почти сразу свернул налево. Я молча шла за ним, стараясь не отставать. Прохожие не просто косились в нашу сторону – нас открыто рассматривали, будто мы были диковинными зверушками в зоопарке. То тут, то там слышался шепоток. Моего провожатого это, казалось, совсем не беспокоило, а вот меня в который раз заставило задуматься: да что же это такое?
Повороты следовали один за другим. Словно меня всерьез решили запутать. На миг мне стало страшно, но страх быстро отступил. Радимир доверяет ему. Не зря же он это делает. Правда?
Я украдкой бросала взгляды на человека, шедшего рядом. Беспокойство усиливалось с каждым шагом. Я изо всех сил старалась расшевелить память, вспомнить написанные некогда строчки. Ведь было же все! Было! Это я точно знала. Я знала его, как… как Радимира, Всемилу, Добронегу, как старого Улеба. Я его знала! Вот только это знание было словно покрыто дымкой. Будто из написанного текста вырваны целые страницы. И ты знаешь, что они были, но о чем там шла речь, вспомнить не можешь. Но ведь так не бывает, правда? Ответ был очевиден. Все было именно так. Я поняла, что все мое знание об этом человеке ограничивается тем, что я почерпнула уже здесь.
Я слышала, что Радимир привез его с собой год назад, вернувшись из двухлетнего похода на кваров. Здесь говорили, что он спас Радимиру жизнь. И это было правдой, хотя многие и не верили. Я же точно знала, что что-то случилось тогда вдали от Свири, на чужой земле. Что-то страшное. И мысль, что я это знаю, но не могу вспомнить, доводила меня до бешенства. Я понимала, что Радимир об этом не расскажет. Да и, признаться, я не решилась бы спросить. В висках застучало.
Я еще раз посмотрела на спутника и снова увидела просто мальчишку и больше ничего. Словно туман. Я знала только имя. Здесь его звали Олегом. Так Радимир переиначил непривычное чужеземное имя Альгидрас. Аль-гид-рас. Я повторила его про себя, пытаясь вызвать хоть какие-то ассоциации. Почему мне это так важно? Я не знала. Возможно, потому что он не вписывался в общую картину происходившего. А может быть, мне просто хотелось… Хотелось чего? Добиться ответа? Узнать правду? В голову пришла бредовая мысль, что он может как-то объяснить происходящее. Ну, не зря же воевода отзывался о нем чуть ли не с благоговением.
Я вспомнила слова Улеба о том, что именно Олег вытащил меня из воды. Чем не тема для начала беседы? Но почему-то обратиться к нему оказалось не так просто. То есть, казалось бы, чего проще? Однако у меня пересохло в горле, будто я оказалась на первом собеседовании на работу или на первом серьезном совещании. Даже пришлось откашляться. Идея была не самой удачной – кашель, вроде бы, отпустивший меня в последние дни, решил напомнить о себе. Закашлявшись, я остановилась. Он тоже остановился, бросил на меня быстрый взгляд и тут же отвернулся. Словно смотреть на меня ему было… неприятно. В чем дело, в конце концов? Откашлявшись, я нервно заправила прядь за ухо и выдала:
– Улеб сказал, что это ты меня спас.
Он обернулся медленно, будто нехотя, и посмотрел на меня без всякого выражения, ожидая продолжения. Я даже смутилась. Впрочем, быстро вспомнила, что передо мной всего лишь мальчишка и смущаться тут нечего. Поэтому я решительно добавила:
– Спасибо.
В первое мгновение никакой реакции не последовало, и я даже успела подумать, что, возможно, он плохо понимает, ведь местная речь ему чужая, но он чуть пожал плечами и ответил:
– Как иначе?
То есть, вот так вот? Не «не за что», не «на здоровье», не «ты нас напугала». «Как иначе?»
– Как я поняла, прыгать за борт тебя никто силой не заставлял, так что могло бы быть и иначе, – передразнила я, растягивая гласные, как это делал он.
Он снова пожал плечами:
– Это ради Радима.
Слух снова резанула непривычная мелодика речи. «Ради Радима»? Интересно, вежливость в этом мире есть или она превратилась в рудимент? Или просто мне так повезло? Я не привыкла, чтобы на мои попытки быть милой отвечали вот так. Но достойный ответ сходу не придумался, поэтому я просто пошла дальше. Он снова поравнялся со мной, не добавив больше не слова. А меня терзала мысль, что же за странное такое отношение к Всемиле? Я вновь попыталась напрячь память. С тем же успехом: пустота. И не слишком приятная компания под боком. Почему же он молчит? Так сложно поддержать разговор? Подспудно жгла мысль, что, возможно, он вообще мало разговаривает из-за языкового барьера. Может, он все же плохо понимает? Но вытерпела я ровно двадцать шагов, а потом предприняла еще одну попытку:
– А что ж ты навестить за столько дней ни разу не зашел? Ради Радима…
Окончание фразы прозвучало более язвительно, чем мне хотелось бы, но в меня словно что-то вселилось. Мне вдруг захотелось вывести его из себя. Ну же! Пусть, как все эти люди на улицах, скажет, что думает. Пусть скажет, как Злата. Ну!
Он резко остановился и повернулся ко мне. Несколько секунд просто меня разглядывал. Спокойно, отстраненно. А потом в его взгляде что-то промелькнуло, мимолетно и так быстро, что я не успела понять, что это. И вдруг меня будто окатило ледяной водой – в голову пришла бредовая мысль, что он все знает. Умом я понимала, что это чистой воды бред и такое невозможно, но с другой стороны, мое появление здесь выглядело еще большим бредом. Почему бы этому человеку не заметить, что я не Всемила? Он ведь не был ослеплен любовью, и это еще мягко говоря. И он вряд ли так уж переживал по поводу пропажи Всемилы. Разве что… «ради Радима».