Откуда у княжича земель, воюющих с кварами, кварский оберег? Миролюб сказал, что тот достался ему от дядьки и сам он думал, что это всего лишь узор. Мог ли дядька снять его с убитого квара? В мозгу тут же вспыхнула картинка, которую я уже видела: мальчик с иссиня-черными волосами смотрит осуждающе. Он очень молод — лет пятнадцать-шестнадцать. Как он погиб? Во многих ли боях успел поучаствовать, сколько трофеев захватил? Вдруг и правда пластина с надписью была трофеем? Вот только мальчик выглядел еще моложе Альгидраса и был княжеских кровей. С какого возраста его могли бросать в битвы? Похоже, единственный способ выяснить, как он погиб, — успокоиться и подумать о нем. Вдруг это все же сработает? Потому что спросить мне было не у кого. Я уже не была уверена, что Миролюб скажет правду. Я вообще уже ни в чем не была уверена.
Пока я стаскивала с себя промокшее и грязное до колен платье, меня очень волновал вопрос: был ли Радим среди людей князя и, если был, то защитит ли он теперь Альгидраса? Я притащила в покои Всемилы лохань с теплой водой и погрузила в нее заледеневшие ступни. Почему Альгидрас сказал, что он не погибнет? Откуда такая уверенность? Или же он просто меня так успокаивал?
Я собиралась глубоко вздохнуть, но вместо этого громко всхлипнула. Пришлось зажать рот ладонью, чтобы Доронега не услышала — дверь в покои осталась открытой, потому что я несла тяжелую лохань. Я закусила губу, чтобы не расплакаться. Он сказал, что выживет… Только вот формулировка получилась странной. Выживет — это же не значит не пострадает, верно?
Я вынула согревшиеся ноги, обтерла их полотенцем и босиком прошла к окну. Солнце по-прежнему нещадно палило. Забравшись с ногами на сундук, я обхватила колени и опустила на них подбородок. Нужно что-то придумать. Вот только что? Что было в том свитке на самом деле?
Добронега вошла бесшумно, и я невольно вскрикнула, когда она коснулась моего плеча.
— Испугалась? — спросила она, хотя ответ был очевиден.
— Не ожидала просто, — пробормотала я и попыталась улыбнуться. Получилось плохо, впрочем Добронега и сама не была расположена сиять улыбкой.
— Что происходит, дочка? — неожиданно спросила мать Радима, присаживаясь на край сундука и комкая в руках подол платья.
— Ты о чем? — я очень надеялась, что недоумение в моем голосе звучит натурально.
По-видимому зря, потому что Добронега прищурилась, разглядывая меня, точно видела впервые. Я напряглась, вдруг вспомнив, кто я на самом деле. Ведь, по большому счету, никто до сего момента на разглядывал меня, кроме Альгидраса. А что, если Добронега все сейчас поймет? Я старше, я другая… Я закусила губу, потому что почувствовала, что меня опять начинает трясти.
— Я про Олега спрашиваю, — вдруг произнесла Добронега.
— Что?
Меня точно ветром сдуло с сундука. Я сделала несколько шагов к кровати, резко развернулась, посмотрела на мать Радима, сцепила руки в замок, расцепила, расправила подол платья, с ужасом понимая, что веду себя как уличенная на месте преступления и ничего не могу с этим поделать.
— Что с Олегом? — нервно выпалила я, всем своим видом стараясь отмести малейшие подозрения. — Ну, кроме того, что он в клети…
Добронега поудобней устроилась на сундуке и, по-прежнему глядя мне в глаза, спросила:
— С Миролюбом, гляжу, добром поладили?
Я с облегчением выдохнула. Ну хоть тут врать не придется.
— Да. Он славный.
— Славный, — медленно проговорила Добронега. — Говорят, его воины тут конями всю дорогу истоптали, пока он с тобой прощался…
— Да, он заходил, — не имело смысла скрывать очевидное. — Попрощался, потом с Олегом переговорил и уехал.
— Олег, стало быть, тут же был?
— Да. Его Радим прислал. Он сперва за дом уйти хотел, но Миролюб попросил его остаться. Так что мы были втроем. И ничего… такого не было.
Добронега прищурилась, а потом негромко спросила:
— А до того было?
— Что было? — нервно спросила я, прекрасно понимая, о чем она.
— Целовал он тебя, обнимал? В этот раз он совсем другой. Раньше едва смотрел в твою сторону, а в этот раз… Я бы сказала, что дело к свадьбе, вот мочи терпеть уже и нет, да не тот человек Миролюб. Он выше простых утех. В строгости воспитан. А в этот раз видно, что осмелел.