— Это же мошенничество. А вдруг его будут искать? Вдруг найдутся друзья или знакомые погибшего Боева?
— Он был родом с другого конца страны.
— Очнись! Это не твой мир, где два месяца пять морей пересекают. Здесь самолеты: несколько часов — и ты уже в любой точке мира.
— За два с лишним года никто так и не появился. К тому же меня нельзя найти. Я не веду странички в интернете. Какие друзья?
— Но Павел Николаевич нашел информацию о тебе.
— Это лишь доказывает то, что он опасен.
— Это доказывает то, что все ваши планы построены с надеждой на авось.
— Так можно сказать о любом плане. Альтар сделал то, что смог. И речь сейчас не о нем, а о Павле Николаевиче. Он может быть аэтер! — зло закончил Альгидрас.
— А может и не быть, — так же со злостью ответила я.
— Я не хочу рисковать тобой и сыном.
— Тогда, вероятно, не нужно было выбрасывать меня в мир, где бесконтрольно разгуливает эта ваша аэтер?
— Я не знал, что она здесь. Сумиран рассказал нам с Алваром уже позже.
— Сбрасывая меня в воду, ты не мог наверняка знать, выживу ли я вообще. Поэтому сейчас твои стенания просто смешны.
— Зато я знал, что ты точно не выживешь, если останешься там. И если ты считаешь, что мне было легко это сделать, то ты… — его голос дрогнул, а сам Альгидрас отвернулся к морю.
Я некоторое время смотрела на его затылок и думала, что я все-таки редкостная дура. Я не доверяла ему, я злилась, но просто не могла его… не любить. Или как правильно называлось то чувство, которое заставляло мое сердце тоскливо сжиматься от мысли, что каждым сказанным словом мы возводим между собой непреодолимую стену? Осознавать это было так паршиво, что хотелось сесть на колючую гальку и разреветься.
— Мне пора забирать сына, — сказала я, и он тут же повернулся ко мне.
— Надя, я умоляю тебя, не оставайся с ним наедине. Я прошу тебя. Будь благоразумной.
Так странно. Вот уже второй мужчина за последний час умоляет меня быть благоразумной.
— Если он аэтер, во что я не верю, но все же… Что он может сделать?
— Он может убить тебя. Димку скорее всего он не тронет, хотя я не могу знать наверняка. Но ты рядом с ним в опасности каждую секунду.
Поднялся холодный ветер, и я запахнула джинсовую куртку. Коробка с машинкой для Димки выпирала из моего кармана. Альгидрас посмотрел на нее, но ничего не сказал. Он был без толстовки, в футболке с короткими рукавами, но даже ни разу не поежился под порывами ветра.
— Это звучит как бред, — раздраженно произнесла я. — И меня бесит то, что ты отравляешь этим бредом мою жизнь.
Я не представляла, как исключить Павла Николаевича из своей жизни и, главное, не понимала, почему должна это делать. Положа руку на сердце, я не верила в чушь про аэтер. Годы сделали свое дело: мир Свири все-таки превратился в моем сознании в сказочный сон. Это восприятие немного нарушало появление здесь Альгидраса, но волшебство определенно казалось мне сейчас чем-то нереальным.
— Я не хочу отравлять тебе жизнь, — медленно произнес Альгидрас, — но я не могу видеть, как вы целуетесь, и понимать, что он может причинить тебе вред.
— Так дело в ревности? — облегченно выдохнула я, стараясь не обращать внимания на то, что мои щеки начинают гореть, и уж точно не собираясь уточнять, что никаких поцелуев не было.
— Нет, — замотал головой он.
— То есть, я правильно понимаю, если я докажу тебе, что ты ошибаешься на его счет, тебя не будет смущать то, что мы с ним встречаемся? — стараясь скрыть разочарование, холодно произнесла я.
Он прищурился и несколько секунд молча сверлил меня взглядом.
— Я жду ответа.
— Ты не будешь с ним встречаться.
— Прости?
— Ты слышала.
— Почему?
— Потому что я так сказал.
— А-а, ну тогда конечно, — покладисто сказала я и, развернувшись, пошла прочь от моря.
Альгидрас догнал меня и, схватив за плечи, прижал спиной к своей груди, от чего мое сердце едва не выскочило из горла.
— Ты не будешь с ним встречаться, — прошипел он мне на ухо, и это стало последней каплей.
Я от всей души ударила его локтем в солнечное сплетение. Задохнувшись, он выпустил мои плечи.
— Еще раз ко мне прикоснешься, пожалеешь, — повернувшись к хванцу, пообещала я.
Он потер солнечное сплетение и зло проговорил:
— Ты не любишь его. Тогда почему позволяешь себя целовать?
— С чего ты взял, что не люблю? — усмехнулась я, чувствуя, как кровь грохочет в ушах.