Двор был окружен высоким глухим забором, и я знала, что такие же заборы окружают все дома в Свири.
Соседей я не видела, но по звукам определила, что слева, если стоять спиной к дому, уже улица, а забор справа является общим с соседским двором. Там порой рычал пес, звенела колодезная цепь, смеялись дети. Вдоль этой части забора с нашей стороны в ряд выстроились баня, сеновал и какие-то хозяйственные постройки, в которые я пока не заглядывала. Самой последней, ближе всего к дому, в углу двора ютилась уборная. Позади дома находился небольшой палисадник, где росла пара каких-то плодовых деревьев, между которыми была натянута длинная бельевая веревка. Такие же веревки тянулись от обоих стволов к забору. Еще позади дома возвышался небольшой поросший травой холм. С одной его стороны прямо в землю была утоплена массивная деревянная дверь с большим кольцом вместо ручки. Холм напоминал домики сказочных существ из скандинавских легенд. Я так и представляла, что где-то там, под нами, живут маленькие любопытные тролли или гномы. Как-то, оставшись одна, я не смогла сдержать любопытства и решилась открыть дверь. Не знаю, на какую богатырскую силу она была рассчитана, мне она покорилась лишь с пятой попытки и то с трудом. За дверью оказались земляные ступени, уходившие в темноту. Пахло сыростью и квашеной капустой. Я справедливо решила, что это погреб, и, разумеется, одна туда не полезла. Следующие десять минут я пыталась закрыть так опрометчиво открытую дверь. Сперва меня удивило то, насколько та была тяжелой, а потом я вспомнила, что Свирь – застава, и, вероятно, погреб предназначался для укрытия на случай появления в городе врага. Мне стало интересно, приходилось ли пользоваться этим укрытием хотя бы раз? Почему-то этот мир, несмотря ни на что, все еще казался мне немного ненастоящим.
Еще мне очень нравился колодец, который поскрипывал цепью напротив бани, недалеко от дуба. Он был глубоким и немного сказочным. Отчего-то в голову всегда лезло: видны ли из него днем звезды? И, возможно, когда-нибудь я набралась бы храбрости спросить об этом у Радимира, – он, будучи ребенком, однажды туда свалился.
Кот потерся о мои ноги, и я поплотнее закуталась в шаль Всемилы... Скрипнула калитка, и сразу за этим звуком послышался звон собачьей цепи и повизгивание.
– Отстань, Серый. Измажешь, ну! Пошел!
Голос был мне незнаком. Но это и не удивительно. Здесь все голоса были мне незнакомы. Во двор вошла девушка. Она была высокой и статной. А еще очень красивой. Такой красотой, которую не встретишь в привычном мне мире. «Ее можно было бы назвать полной, но только не полнота это, а здоровье», – внезапно подумалось мне. Все в ней дышало здоровьем и силой.
– Ну, здравствуй, – голос оказался звучным. А еще в нем совсем не было приветливости.
Девушка прошла через двор и поставила корзинку на ступеньку крыльца:
– Что молчишь? И меня не узнала? Добронега сказывала: ты теперь можешь не узнать, – девушка попыталась улыбнуться, но улыбка вышла натянутой.
– Почему же? Узнала. Ты – Злата.
Мой тон против воли стал неприязненным. Я вдруг подумала, что эта Злата совсем не соответствует знакомому мне образу. Я ее знала милой и любящей, а эта девушка была надменной и злой. Во всяком случае, во взгляде серо-зеленых глаз не было и тени доброжелательности.
– Наделала ты делов, – с укором произнесла она.
– Ты к Добронеге? – перебила я. Мне совсем не хотелось ее выслушивать.
– Как же! Радим велел тебе пирогов напечь да передать, чтобы поправлялась быстрее.
И тут меня словно озарило: Злата ненавидела Всемилу. Ревновала? Возможно. Ведь Радимир души в сестре не чаял. Но как же быть теперь мне? Я вдруг поняла, что понятия не имею, как они общались друг с другом. Насколько скрытой была эта неприязнь?
– Радим чуть с ума не сошел, – в голосе Златы слышались злость и усталость. – Ночами проклятый лес прочесывал, в сечу рвался кваров рубить. Чуть голову не сложил. И все почему? Потому что тебе погулять вздумалось! Ну что? Нагулялась? Косу-то сразу срубили? Небось, в тот же день? И как теперь за брата пойдешь? Квары-то натешились да выбросили…
– Думай, что мелешь! – голос Добронеги эхом разнесся по двору. – Да о Радиме вспомни, его пожалей!
– Не нужно! – тихо проговорила я, на миг оглушенная словами Златы.
И хоть не было моей вины в том, что произошло, стало тошно и стыдно за глупую девчонку. А еще стало страшно, потому что я знала, что было на самом деле. И вдруг впервые меня посетила мысль: «А правда ли то, что здесь нет моей вины? Я же это написала…».
***
«Всемила так и не поняла, что произошло. Еще мгновенье назад она, смеясь, убегала от Ярослава, уворачивалась от жадных рук, забираясь все глубже в лес, но вот уже чья-то мозолистая ладонь зажала рот, а на шею накинули веревку.