– Почему страшнее?
– Потому что чужая она для них была, война-то. Не за свою землю гибли, а за нашего князя. И ушли те, кто уцелел, а город остался. Добротный они город построили. Сильные мастера были».
***
Поначалу меня не удивляло то, что сюжет возникал словно из ниоткуда. Имена, образы, очертания древнего города – все проступало в сознании, как на проявленной пленке. Позже я пыталась понять, почему именно эти имена или названия, откуда взялись эти люди и почему они ведут себя так, и не могла найти ответа. Словно кто-то нашептывал, а мне оставалось только записывать эти странные знакомо-незнакомые сцены. Через какое-то время мне стало казаться, что я знаю Свирь чуть ли не так же хорошо, как свой родной двор. Знакомыми были чисто подметенные улочки, запах леса, шум реки за высокой крепостной стеной. Вдруг выдуманная история стала почти реальностью. Во всяком случае, настоящим миром, который где-то существует. Иногда мне казалось, что я заблудилась между этими мирами, а порой чувствовалось, что мое место там – в городе-воине, обрывающемся в холодную воду и окруженном высокой бревенчатой стеной. Казалось, что я чувствую запах древесины и смолы, слышу шелест леса, и лай собак – грозы местных волков – высоких в холке, на крепких лапах, чьи предки были завезены с неведомого севера. И все сложнее было возвращаться в реальность.
Город словно манил, запутывая в своих улочках и дурманя запахами трав. Но в городе ли было дело? Сейчас я могу точно сказать – нет.
***
«Воевода Радимир ступил на родную землю. Целых два года не было его у этого берега. Две зимы пережила его милушка, его любимая Златка, здесь без него, две весны встретила. Вернешь их теперь разве? Каждую слезинку, каждую бессонную ночь не перечеркнешь, не забудешь. А уж сколько седых волос добавилось матери, да что творилось с бедной Всемилушкой, кровинушкой родной, даже думать было боязно.
Одна радость – не зря поход был. Не только славу он принес – спокойствие в родную землю. Может, теперь придет мир хоть на короткое время, и забудут дорогу к родному берегу проклятые квары? Сильно потрепала их княжеская дружина, где среди прочих были и воины Радимира. Верно, нескоро оправятся. Вот только невозможно извести их навсегда. Как изведешь того, у кого дома нет? Чем припугнешь? Это каждый воин Радимира в уме дом держит: кто жену, кто мать, а кто суженую, и страшно за них – мочи нет. А этих ничем не напугаешь. Жжешь корабли, топишь – так новые приходят. Они и к берегам-то только для разбоя пристают. Да такое после себя оставляют, что, раз увидев, ночами не спишь. Одно слово – нелюди.
Радимир первым сбежал по подставленному веслу и спрыгнул в холодную воду. Зачерпнул пригоршню, глотнул, умыл лицо. Дома.
Позади слышался плеск – то воины, не дожидаясь весел, прыгали в воду, поднимая тучи брызг, перекрикиваясь с теми, кто ждал на берегу. Два года ждал. Смех и радостные крики от того, что вернулись брат, отец, сын, жених, муж, смешались с горестными стенаниями горожан, чьи глаза не отыскали родных в прыгающих в воду людях. Из ушедших в поход четырех свирских лодий домой вернулась половина… И теперь два года надежд утекали слезами и причитаниями.
Последним на берег сошел чужеземец. Те, кто не успел разойтись, невольно задерживались взглядом на его непривычной внешности. Уроженцы здешних краев были высоки, статны и темноволосы, чужак же был невысок и тонок, как ивовый прутик, с волосами цвета сухой земли. Радимир обернулся и поманил чужеземца за собой. Значит, вот оно как. Сам воевода его зовет. Не рабом он приехал, выходит, – гостем».
Глава 2
Жизнь течет, дни сменяются днями,
Приучая к глухому покою,
Но порою тревожными снами
Ты бежишь темной, страшной тропою,
Дрожь по телу, и сердце на части,
Каркнет ворон в сплетении веток -
Ты вдруг видишь себя настоящим...
Только все исчезает с рассветом.
Ветер поднялся внезапно. Я резко дернулась, замочив ногу, и обернулась в сторону берега, испугавшись, что мой матрац унесет в море. В памяти всплыли слова Ольги о прогнозе погоды. Сердце застыло, а потом понеслось вскачь. Берега не было. Наверное, я задремала, убаюканная мерным плеском волн.
Я попыталась устроиться поудобнее, чтобы не свалиться в мигом ставшую холодной воду.
‒ Так. На дворе двадцать первый век. Меня непременно найдут, ‒ вслух произнесла я, но мой голос прозвучал настолько жалобно, что я невольно всхлипнула.