— А ты тревожился.
Олег повел плечом и не стал говорить, что он и сейчас тревожится.
И вот сегодня с утра Радиму вдруг стало не по себе. Добронега, ушедшая в одну из деревень к дочери старосты, прислала мальчишку за мазью. Всемилы дома не оказалось, и мальчишка разыскал Радимира в дружинной избе.
Радим сам сходил в дом матери, сам передал мальчишке горшочек, еще раз услышал от щербатого гонца весть о том, что Добронега задержится у старосты на день-два, и вернулся к делам. Но тревога не отступала. После полудня он отправил к дому матери еще одного мальчишку. Тот вернулся ни с чем. И вот когда ближе к вечеру дом матери по-прежнему пустовал, Радим всерьез забеспокоился.
Один из дружинников верхом отправился в деревню к Добронеге, якобы передать теплую шаль. Староста, должно быть, оскорбится от того, что Радим не посчитал его хорошим хозяином, но воеводе было уже все равно. Дружинник вернулся ни с чем — Всемила в Опенки не приходила. Последним ее видел стражник на стене. Говорил, что сидела она на бережке Стремны, ножки мочила. В другой обход ее уже не было. Стражник не помнил, когда это было. Радим молчал, слушая взволнованного воина, а сердце уже чуяло беду.
Перед закатом, когда стало ясно, что в Свири Всемилы нет, а гонцы из окрестных деревень вернулись ни с чем, Радим решил начать поиски на Лысой Горе.
— Темно, Радимир, — уговаривал Улеб. — Утра ждать нужно. Да и с чего она на Лысую Гору-то пойдет? Да еще одна? Подружки-то все вон за воротами слезами заливаются.
— Пойду, — упрямо сказал Радим.
— Может, с мужчиной?
Часть воинов затаила дыхание. Часть неловко опустила глаза. Легкомысленна была сестра воеводы, но никто не решился бы сказать об этом Радимиру. Только его чужеземец и мог сболтнуть. По недомыслию, не иначе.
— Думай, что мелешь! — рявкнул Радим, оборачиваясь к Олегу. — Просватанная она! Да и не стала бы без моего ведома!
Олег не отступил и гнева воеводиного не испугался. Просто пожал плечами.
— На Лысую Гору нужно. Поднимай людей, — скомандовал Радим Улебу, больше не встречаясь взглядом с побратимом.
Олег молча вышел вслед за всеми из дружинной избы.
***
Они двигались по лесу цепочкой. Еще не до конца стемнело, но в густом лесу казалось, что на землю опустилась непроглядная ночь. Воины в цепочке через одного несли факелы. Ночь в лесу была недоброй. Дружинники помоложе вполголоса пытались запугать друг друга старыми байками про то, что места эти гиблые. Те, кто постарше, только головами качали.
Воевода до рези в глазах всматривался во тьму. Лицо горело от жара факела. Сердце то ныло, то сжималось. А еще ему хотелось быть на месте каждого в этой цепочке. Вдруг проглядят? Не заметят? Отвлекутся? Собаки, пущенные по следу, убежали далеко вперед и вернулись ни с чем. То тут, то там по цепочке звучало безнадежное: «Всемила!». Ответа не было. Казалось, даже звери затихли в лесу. Умом Радим понимал, что если бы Всемила была здесь, собаки не пропустили бы. Но они добежали до воды, подняли лай и вернулись, мокрые до подшерстка. Это могло означать лишь одно: след Всемилы терялся у воды. А значит, поиски зря. Но Радим не отдал приказ о возвращении. Не мог себя заставить.
— Домой бы повернуть, воевода, — послышался голос рядом. — Собаки не нашли. Неужто мы найдем?
— Уходи домой! — откликнулся Радим, не оборачиваясь и не сбавляя шага. Воин опасливо переглянулся с товарищем и тоже не повернул назад.
Улеб украдкой тронул за рукав идущего рядом с воеводой Олега. Олег чуть отстал.
— Назад нужно. Толку не будет, — негромко проговорил Улеб.
Олег кивнул, продолжая оглядывать темные силуэты деревьев. Факела у него не было.
— Поверни его, — Улеб кивнул на упорно идущего вперед Радима. — Может, хоть тебя послушает…
Олег несколько ударов сердца смотрел в спину Радимира, а потом вновь кивнул.
Воины почти не слышали, что сказал воеводе Олег. Только громогласное Радимово:
— И ты струсил?
И спокойный голос в ответ, и рука на кулаке Радимира, сжавшемся на древке факела. Ветер донес только «ее здесь нет… воины устали… завтра утром снова…». И уж совсем неправдивое «может, сама вернется».
И Радим уступил. Как всегда в последний год уступал этому чужеземному мальчишке. И на этот раз старые воины даже не стали роптать — только вздохнули с облегчением. В те минуты мало кто из них верил, что со Всемилой случилась беда. Каждый думал: загуляла девка, а брат признать не может.