Всеслав отправился в Ждань с обозом – зерно да мед князь выжившим послал. С тяжелым сердцем назад ехал. Все на свой дом примерял. А как бы Радимка с Добронегой вот так – голодные, да без крыши над головой в зиму?
Его отряд заметно возрос числом – люди оставляли выжженный город. То тут, то там вместо привычных лиц виделись настороженные, чужие, еще до конца не верящие, что на них милость Богов пала и оборонила от голодной зимы. Из воинов Всеслава кто рядом с конем шел, кто в седлах с детьми сидел. За плечом всхрапнул конь Улеба. Всеслав обернулся и не смог сдержать улыбку: впереди верного друга, вцепившись в гриву коня, сидел мальчонка лет пяти. Улеб, заметив взгляд Всеслава, усмехнулся в бороду:
– Любава все сына хотела, да Мать-Рожаница одних девок ей посылает. А мне вот Перун парня подарил, – Улеб потрепал мальчонку по вихрастой голове.
Всеслав снова улыбнулся. Был он немногословен, и к тому давно привыкли.
В двух верстах от излучины реки отряд нагнал тонкую фигурку. Девочка посторонилась, пропуская воинов.
– Это же Найдена, – крикнул кто-то в толпе.
Всеслав пригляделся. Девушка была чумаза и боса. Легонькое платьишко вряд ли спасало от не по-летнему прохладного ветра. Покрасневшие руки сжимали узловатый посох, к которому был привязан маленький узелок – вот и все пожитки. У некоторых погорельцев и то добра больше осталось.
– Куда идешь, красавица? – крикнул один из воинов Всеслава.
Девушка в ответ лишь улыбнулась и махнула рукой вперед.
– Немая она, – пояснил кто-то из жданцев, – сирота. У повитухи нашей жила. Да та два месяца как преставилась. А она теперь так… сама по себе.
– Не дело, – коротко сказал Всеслав.
– Она хорошая, – робко подхватил другой голос. – Не говорит только.
– Да что там не говорит? – сварливо отозвался третий. – Слабая она. Ни работать не может, ничего. Кто такую в дом возьмет?
– Тебя же взяли, а ты от работы, как от крапивы, бегаешь, – ответил первый голос.
Начался спор. Странный люд, однако. Стоило чуть ожить, увериться, что впереди не голодная зима, а теплые дома соседней Свири, как тут же сердца зачерствели. Ровно не люди, а звери лютые.
Всеслав не стал вмешиваться в спор. Мать-Земля им судья. Молча спрыгнул с коня и шагнул к девушке. Та чуть отступила, но смотрела открыто, без испуга.
– Поехали, – мозолистая рука на миг повисла в воздухе, и тут же ее доверчиво тронула девичья ручка.
Добронега не сказала ни слова в укор. Сама провела по дому. Сама натопила баню. И как к кровинушке привязалась к молчаливой и улыбчивой Найдене. И горевала, как по кровной сестрице, когда спустя две зимы увяла та, как цветок полевой, оставив после себя маленькую дочку – Всемилушку».
Глава 5
Глава 5
На чашах весов быль и небыль; натянуты нервы, —
— На будущем дымка, а прошлого будто не стало.
Ты больше не автор, ты даже не главный, не первый...
Вот только судьбе показалось и этого мало.
Следующие несколько дней были похожи один на другой. Организм поправлялся медленно. Все время хотелось спать, и не последнюю роль в этом играли отвары, вливаемые в меня Добронегой. Мне казалось, что я на всю оставшуюся жизнь пропитаюсь этим горьковатым запахом и никогда уже от него не избавлюсь. Но все же молодое тело хотело жить, несмотря на ужас, с которым никак не мог смириться разум.
Что-то случилось в мире, если он вот так просто встал с ног на голову. Рациональная часть меня понимала, что все это дурной сон, который вот-вот должен закончиться, но интуитивно я чувствовала, что все вокруг настоящее.
Мать Радимира приняла мою истерику как должное, сказав, что слезы после пережитого – это хорошо, они очистят, а мне самой непременно нужно все забыть, как страшный сон. «Ты теперь в безопасности, доченька!» Она повторяла это раз за разом, сводя меня с ума. Я из последних сил боролась с желанием заткнуть уши, чтобы не слышать ее негромкий голос. Почему-то от того, что голос звучал совсем рядом и был таким… настоящим, полным заботы, все произошедшее казалось чудовищным. Ее голос словно утверждал эту реальность как единственно возможную, и я уже не могла с уверенностью сказать, что не сошла с ума.