Мне с трудом удалось убедить Добронегу в том, что все в порядке и со мной не нужно сидеть. Она тихо вышла, а я принялась разглядывать тени на невысоком потолке, стараясь унять сердцебиение. Я получила день отсрочки. Но везение не может длиться вечно. Когда-нибудь мне придется выйти из этой комнаты. Я всхлипнула от жалости к себе. Мне дико захотелось домой. Каждой клеточкой своего тела я вдруг почувствовала, насколько больна, устала и насколько одинока здесь, в месте, которое представлялось мне чуть ли не райским садом.
А утром пришел Радимир. Добронега, услышав повизгивание пса во дворе, счастливо улыбнулась и сжала мою ладонь:
– Радим.
Она произнесла это имя словно музыку.
Теперь я знала, кто он, и не сказала бы, что это новое знание приносило утешение. Воевода Свири. Человек, отличавшийся горячим нравом, скорый на суждения и расправу. Ну что мне мешало придумать его милым и кротким? Реалистичности мне хотелось!
Я – почти в лицах и деталях, как при написании очередной сцены, – увидела нашу встречу. Вот он войдет, окинет меня одним-единственным взглядом и спросит: «Кто ты?» И то, что он принял меня за сестру, окажется просто недоразумением, виной которому предрассветные сумерки. Ведь ночью все кажется иным, искаженным. Одного я не могла придумать в этой сцене: что ему ответить. Как объяснить то, чего я сама не понимала?
В глубине души тлела слабая надежда на помощь Добронеги. Заботилась же она обо мне. Да и Улеб не сказать, что был категорично против меня настроен. Впрочем, что их слова против слова воеводы? Хоть и был он сын Добронеге, а Улеб его, было дело, на колене качал да в первый раз – совсем мальчонкой – на боевого коня сажал. В этот миг в мозгу что-то вспыхнуло: какое-то знание. «Есть человек, который мог бы помочь… который…» Мысль так и не оформилась, а головная боль тут же заняла привычное место. Я сжала виски холодными пальцами. Ну когда же он уже войдет?! Сколько можно?!
Сначала я услышала его голос, такой же хриплый и сорванный, каким он запомнился мне на корабле. Я невпопад подумала, что это, наверное, оттого, что ему приходится часто перекрывать шум битвы, грохот моря… Мысль об этом добавила нереальности происходящему. Он о чем-то спорил с Добронегой, а я чувствовала, как леденеют ладони. Вот сейчас все закончится. А потом Радимир шагнул в комнату, и она вдруг стала маленькой и будто ненастоящей. Как декорации в плохом спектакле.
Я-то думала, что в нашу первую встречу на корабле он показался мне таким огромным, потому что у страха глаза велики, но сегодняшним солнечным утром в уютной комнате он не казался менее внушительным, чем в предрассветных сумерках на раскачивающейся палубе боевого корабля. И то, что на нем была простая светлая рубаха, а на поясе не было ножа, почему-то не делало его менее страшным. Наоборот. Вот сейчас он присмотрится и… Я не успела продумать это «и», потому что меня скрутил приступ кашля. Отвары Добронеги помогали гораздо медленней, чем мне хотелось бы. Я согнулась пополам, зажав рот ладонью и в мгновение ока забыв обо всем, кроме раздирающей боли в груди и горле.
Когда кашель наконец прекратился, я подождала несколько секунд, держась за грудь, а потом осторожно выпрямилась, отбросила с лица челку и смахнула выступившие слезы.
– Выпей, на вот.
Моих губ коснулась кружка. Жесткая ладонь легла на мой затылок, слегка надавливая, и мне пришлось сделать большой глоток теплого отвара.
– Спасибо, – я чуть оттолкнула кружку, не поднимая глаз.
Несколько секунд ничего не происходило, а потом я услышала глухой стук кружки о крышку сундука, большая ладонь вдруг коснулась моего лица, провела по щеке, по подбородку, заставляя приподнять голову. Я поняла, что рано или поздно это все равно случится и я не могу оттягивать этот момент до бесконечности. Наши взгляды встретились. Затаив дыхание я смотрела в карие глаза и ожидала развязки, чувствуя себя при этом героиней второсортной мелодрамы, которой режиссер забыл сказать, что ждет ее в финале.
Минута, другая. Мое сердце глухо стучалось о ребра. Медленно и громко. Так громко, что Радимир непременно должен был услышать этот звук. Мне казалось, прошла целая вечность, и все это время он смотрел на меня без улыбки, не убирая руки с моего подбородка.
Вот сейчас все решится. Заботу и заблуждение Добронеги можно было списать на ее возраст, волнение да просто на самообман, но Радимир… Он же нормальный. Он заметит. Ну невозможно же принять чужого, постороннего человека за того, кого знал всю жизнь!