Далеко не все сотрудники восторгались таким поступком сво его шефа. Одни опасались за его судьбу, а заодно и за свою, дру гие считали его поведение неинтеллигентным, третьи пытались оправдывать рукоприкладство и ругань холерическим темпера ментом (сложилась даже легенда о скверном характере Павло ва). Мне кажется, что Иван Петрович вел себя так вполне осоз нанно и хладнокровно. Он лучше других понимал, что профессор явился к нему с предупреждением не из добрых побуждений, а с целью зондажа — тем, кто его послал, нужно было разведать реакцию Павлова на возможную «чистку». Интеллигентно разъяснять свою позицию было бессмысленно — тогда бы чист ка состоялась. Только выражение абсолютной бескомпромиссно Эволюция политических взглядов И. П. Павлова 669 сти, дикой непосредственности, почти юродства, вполне есте ственных для честного, но неискушенного в интригах человека, могло пресечь задуманную акцию. Не зря друзья и знакомые находили у Ивана Петровича артистический дар. Сыграв на ле генде о своем чудачестве, которую сам срежиссировал и подкреп лял многими поступками, он добился своего и на этот раз. И это была «мудрость чудака».
Едва узнав об аресте своего сотрудника коммуниста Ф. П. Май орова, Павлов схватил телефонную трубку и потребовал от теле фонистки соединить его с «главным жандармом». Поначалу она отказывалась выполнить это требование, но Павлов был непрек лонен. Ему ответил сам Медведь, начальник Ленинградского ОГПУ. Иван Петрович фальцетом прокричал: «Вот что, госпо дин хороший, если завтра утром Федор Петрович Майоров не будет на своем рабочем месте, то я буду жаловаться господину Молотову или господину Сталину». К вечеру того же дня Ф. П. Майоров уже работал в лаборатории и больше никогда не арестовывался. Он написал «Историю учения об условных реф лексах» (1948).
Редкие «павловские среды» (еженедельные собрания сотруд ников всех его лабораторий) обходились без критики Павловым большевиков, методов их руководства страной, без возмущения противопоставлением интернационализма патриотизму, без осуждения социальных условий жизни в СССР, слепого покло нения Сталину. В 1934 г. Иван Петрович писал академику Н. С. Державину, что советская власть не выполнила своих ос новных обязательств перед народом, о чем можно судить «по про шлогоднему голоду, дошедшему до людоедства, и ужасной эпи демии тифа, охватившей всю страну, и постоянному массовому недоеданию, отсутствию топлива, грязи, скученности, нехватке элементарных медикаментов и т.д., и т. д» [32].
В том же году письмо И. П. Павлова наркому здравоохране ния Г. Н. Каминскому содержит такие обвинения: «Думаете ли Вы достаточно о том, что многолетний террор и безудержное сво еволие власти превращает нашу и без того довольно азиатскую натуру в позорнорабскую?.. А много ли можно сделать хороше го с рабами? Пирамиды — да, но не общее истинно человеческое счастье.
Останавливаете ли Вы Ваше внимание на том, что недоедание и повторяющееся голодание в массе населения с их непремен ными спутниками — повсеместными эпидемиями — подрывают силы народа. В физическом здоровье нации, в этом первом и не пременном условии, — прочный фундамент государства, а не только в бесчисленных фабриках, учебных и ученых учрежде ниях и т.д., конечно, нужных, но при строгой разборчивости и надлежащей государственной последовательности» [33].
Привлекая внимание правительства к ухудшению физиче ского здоровья нации после революции, Иван Петрович пред упреждал и о деградации духовного здоровья, об опасности па дения нравов. Среди других причин духовного оскудения он указывал на освобождение от всех тормозов, называемое почему то демократией, и насильственное искоренение религиозного вос питания. «По моему глубокому убеждению, — писал Павлов, — гонение нашим Правительством религии и покровительство во инствующему атеизму есть большая и вредная последствиями го сударственная ошибка. Я сознательный атеистрационалист и потому не смогу быть заподозрен в каком бы то ни было профес сиональном пристрастии… Религия есть важнейший охранитель ный инстинкт, образовавшийся, когда животное превращалось в человека… и имеющий огромное жизненное значение» [34].
Эта мысль уточнена в другом месте письма: «Я знаю русскую душу. Какою жизненною трагедиею специально на ней отзовется настоящая пропаганда атеизма» [34]. Павлов опасался, что борьба с религией породит людей без нравственных абсолютов, без веры. «Но человек, — убеждал он своего ученика Е. М. Креп са, — не может жить без веры… Я считаю, что нельзя отнимать веру в Бога, не заменив ее другой верой. Большевику не нужно веры в Бога, у него есть другая вера — коммунизм. Другую веру приносит людям просвещение, образование… Надо раньше про светить народ, дать ему грамотность, образование… А разрушать веру в Бога, не заменив ее ничем, нельзя» [35].