* О большевизации Академии наук см. прекрасную статью [79]. Павлов и большевики 709нием по этому поводу. Я должен добавить, что этот мой товарищ имел репутацию исключительно честного человека. Ответ его был следующим: “А чего вы хотите? Разве вы не знаете, что сей час любое возражение —это самоубийство?”
Нельзя не признать, что наша текущая ситуация возлагает на нас огромную ответственность» [80, л. 308].
Непримиримость Павлова часто приводила в расстройство С. Ф. Ольденбурга, непременного секретаря Академии наук, по лагавшего, что последняя может уцелеть, только повинуясь тре бованиям коммунистической партии. Во время одного особенно горячего заседания он и другие академики разошлись с Павло вым во мнениях о тактике действий. Когда В. И. Вернадский предложил согласиться с настоянием партии голосовать за кан дидатов списком, а не индивидуально, Павлов взорвался: «То, что вы предлагаете — это лакейство!» Попытки успокоить его по терпели полный крах. Павлов почти кричал, что большевикам надо себя показать, что их нечего бояться, что никаких предва рительных переговоров не нужно, что каждый может и должен поступать индивидуально и т. п. Сергей (Ольденбург) ему очень запальчиво сказал, что ему, Ив. Павлову, разрешается говорить все, что угодно, что его не тронут, поскольку он находится в при вилегированном положении, поскольку, как всем известно, и это утверждают сами большевики, он идейный лидер их партии. Павлов вскипел снова! Это было ужасно! *
Эта стычка отразила сложность позиции Павлова как «пре успевающего диссидента». Несмотря на все его привилегии, его оппозиция политике коммунистов была искренней, но эти при вилегии разделяли его с коллегами и неизбежно понижали его моральный авторитет среди них.
В декабре 1929 г. Павлов превратил празднование 100летней годовщины со дня рождения И. М. Сеченова в поразительный политический спектакль. Вместо того чтобы сказать, как его попросили, несколько вступительных слов, он демонстративно шагнул к большому портрету «отца русской физиологии» и об ратился к нему со следующими словами: «О, суровый и благо родный товарищ! Как бы ты страдал, если бы еще оставался среди нас! Мы живем под господством жестокого принципа:
* См. [81, л. 41]. Характеристика Павлова как «идейного лидера» боль
шевиков опиралась на точку зрения многих коммунистических
мыслителей, считавших, что работа над условными рефлексами под
держивает философию диалектического материализма. Нет необхо
димости говорить, что это не было точкой зрения самого Павлова. 710 Д. ТОДЕС государство, власть — все, личность обывателя — ничто. Жизнь, свобода, достоинство, убеждения, верования, привычки, возмож ность учиться, средства к жизни, пища, жилище, одежда — все это в руках государства… Естественно, господа, что все обыва тельство превращается в трепещущую массу… На таком фунда менте, господа, не только нельзя построить культурное государ ство, но на нем не могло бы держаться долго какое бы то ни было государство» *.
Подобные слова крайне редко можно было услышать на пуб личных собраниях в 1929 г., и произведенный ими эффект был «ошеломляющим». Павлов к тому же смутил аудиторию внезап ным переходом от антикоммунистической полемики к просьбе почтить память Сеченова вставанием. Подняться или не поднять ся? Наталия Траугот, присутствовавшая в зале, вспоминала 60 лет спустя: «Все страшно боялись встать, а в то же время нельзя было не встать» **. Все поднялись, нервно оглядываясь. Многие коммунисты после этого демонстративно покинули зал.
КОММУНИСТЫ ПАВЛОВА
Быстрый рост лабораторий Павлова в 1920х гг. привлек туда работников с широким спектром политических взглядов. Неко торые из них в прошлом служили в белой армии; у Павлова они нашли защиту и могли свободно выражать свои мнения (и даже обмениваться антисоветскими шутками). Коммунисты и воин ствующие советские студенты часто жаловались на то, что бли жайшие сотрудники Павлова систематически препятствовали их попыткам наладить отношения со знаменитым физиологом.
К концу 1920х гг. среди сотрудников Павлова было также около 10 членов коммунистической партии. Партийные ячейки в Академии наук и Институте экспериментальной медицины были все еще довольно слабыми, и, судя по сохранившимся про токолам их заседаний, они в то время были больше заинтересо ваны в снискании расположения Павлова, чем в оспаривании его политической идеологии и поведения: знаменитый ученый был . * См. [82, л. 6]. Эта часть речи Павлова была исключена из версии,
опубликованной в [83, с. 84—88].