Выбрать главу

Сегодня русские демократы находятся на прямом пути к со зданию мифа о Павлове как о «первом диссиденте». Но и это — лишь частичное прочтение жизни ученого. Павлов действитель но атаковал коммунистическую партию открыто и страстно в 1920е гг. и менее открыто — в 1930е, направляя свою критику на догматическую официальную философию, преследование ре лигии, ограничение автономии науки и ученых и использование террора как инструмента государственной политики. Однако слово «диссидент» вряд ли можно отнести к человеку, который имел в своем распоряжении буквально неограниченные средства и лимузин с шофером, кто письмом к соответствующему комис сару мог перенести улицу (или кабинет президента Академии наук) в место, которое он считал более удобным.

Таким образом, каждая версия содержит зерно правды, но в то же время — и крупицу лжи: все они основаны на в высшей степени тенденциозно подобранной коллекции политических высказываний Павлова, в которых ученый выступает как абст рактный теоретик. Павлов действительно имел политические взгляды, но наука, а не политика — вот что поглощало его еже дневно и самым существенным образом формировало его опыт в Советской России.

Определяющим моментом в отношении Павлова к государ ству, я думаю, был его успех как ученого и антрепренера в на уке. Несмотря на его жесткую критику большевиков в 1920х гг., он затратил много времени и усилий, чтобы добиться их покро вительства для его научной империи и защитить свое право руко водить ею так, как он считал нужным. И важнейшей темой его открытых критических выступлений — например, его критика Бухарина в 1923 г., его сопротивление большевизации Академии наук в 1928—1929 гг., его речь на юбилее Сеченова в 1929 г. — была защита автономии науки.

В итоге Павлов добился для себя всего того, чего он (как и большинство членов русского научного сообщества) надеялся Павлов и большевики 729 добиться для этого сообщества в целом: материального комфор та, высокого общественного положения, щедрого государствен ного покровительства, свободы от административного вмеша тельства и оков идеологического единомыслия. Павлов приобрел могущественное влияние: он мог не только увеличить продоволь ственный рацион нуждающихся сотрудников и найти для них хорошую работу: он мог также, в определенных рамках, награ дить их поездкой за океан — или спасти от ГУЛАГа. Его возмож ности для успешного строительства своей научной империи и совершения добрых дел проистекали из того простого факта, что он стал уважаемым членом установившегося порядка. Как ди ректор государственного предприятия Павлов создал нормаль ные рабочие отношения с государственным аппаратом и его представителями. С годами его ненависть к «коммунистам» при обрела сложную форму, отразившись, возможно, в часто исполь зовавшемся полуругательном обращении «господа коммунисты», что было результатом профессиональных и личных столкнове ний с ними как руководителя научных учреждений. Некоторые коммунисты были способными сотрудниками лаборатории, дру гие оказались успешными администраторами, третьи (включая таких партийных лидеров, как Бухарин и Каминский) произво дили впечатление умных и человечных. В Федорове Павлов при знал не только коммунистического идеолога и политического функционера, но также очень трудолюбивого физиолога, способ ного администратора, помощника со связями, семейного защит ника и пылкого партнера в его любимых «городках».

И речь не идет о том, что Павлов был просто куплен или обра тился в советскую веру. Без сомнения, он был глубоко мораль ным человеком. Но его моральные суждения также во многом вытекали из его убеждений человека науки. Как он писал епис копу Луке в 1925 г.: «В тяжелое время, полное неотступной скор би для думающих и чувствующих, чувствующих почеловече ски, остается одна жизненная опора — исполнение по мере сил принятого на себя долга». Павлов считал своим долгом вести свои собственные научные исследования и защищать русскую науку. Наука, с его точки зрения, была «величайшей и основной силой человечества». Ученый полагал, что так же, как успехи науки царской России пережили царский режим, так и процветающая советская наука может пережить, и, возможно, смягчить варвар ство государства, взрастившего ее.

В конце концов, несмотря на значительные разногласия, меж ду Павловым и большевиками установились такие взаимоотно шения, благодаря которым обе стороны получили то, к чему они 730 Д. ТОДЕС больше всего стремились. Павлов мог осуществлять контроль над своей как никогда развернувшейся научной империей, успешно и без финансовых ограничений вести исследования и комфорт но жить в согласии со своей совестью. Большевики могли демон стрировать Нобелевского лауреата, творчески работающего в революционной России, использовать его интернациональный престиж для своих далеко идущих целей и подготовить поколение истинно советских его наследников ко дню, когда Павлов покинет сцену.