Выбрать главу

Внезапно в памяти стали воскресать настолько жуткие и давно забытые воспоминания, что казалось, что они не были моими. Но где-то в глубине души я осознавала, что это не так.

Сверху к ним стали прибавляться какие-то совершенно безумные сцены. От голода желудок сводило с чудовищной силой. В приступе я, кажется, даже схватила одеяло и стала жевать его, словно это был вкуснейший пирог, глотая неприятные комочки. Однако зубы на нём почему-то не скрипели, впиваясь мягко.

За окном же стали отчётливо вырисовываться силуэты. Только не тёмные, которые были присущи живым людям, ходящие в своём большинстве в ватниках и телогрейках, а белые, словно двигались сами сугробы. Они становились всё больше и приобретали человеческие черты и даже выражения лиц. Только страх перед ними не уменьшался из-за этого, а, наоборот, становился крепче.

От силуэтов буквально веяло запредельным ужасом.

Наконец очнувшись, я долго приходила в себя. Пока с тяжёлой тревогой не заметила, что комочек в моих руках больше не двигается. И даже не дышит.

– Лиза! Лизонька!

Я принялась ощупывать её тело, словно пытаясь найти неисправность механизма и устранить её. Не обращая внимания на боль, вскочила на ноги и принялась разворачивать свёрток с ребёнком, с бегущими по коже мурашками.

Но девочка, оказавшаяся на холоде без одежды, тут же зашевелилась и, хоть вяло, но закричала. Я, глубоко выдохнула воздух от облегчения, и принялась закутывать её обратно. Метель на улице поуспокоилась, хотя снег всё ещё шёл. Небо только-только начало светлеть, я и если бы не снег, то стояла непроглядная тьма. А репродукторы всё так же делали своё отвратительное дело, медленно сводя с ума:

– Тик-так… тик-так…

И снова бесконечная улица, занесённая снегом, которая будто не хотела никого никуда пускать. Постоянно повторяющиеся надписи, висящие на побитых стенах «Граждане, при артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна!» только нагнетали жуть и безысходность. Повсюду виднелись сугробы, из некоторых отчётливо виднелись ватники, шапки, сумки и кастрюли. Изредка даже проглядывали части тел и лиц. Весь город был усеян трупами, которые лежали под ногами пытающихся выжить, но на самом деле только ждавших своей неминуемой участи людей. Я пыталась думать только о дороге, словно не видя этих заставляющих стынуть в жилах кровь картин. От мимолетных мыслей об этих людях у меня всё равно перехватывало горло, и я успокаивала себя тем, что уже ничем не могу им помочь.

Когда подошла к площади и окинула её долгим взглядом, переводя дыхание, опешила. Снег на ней не падал равномерно, укрывая мягким ковром всё пространство, а точно бы притягивался в несколько комьев. Холодные звёздочки быстро слипались, создавая белые фигуры. Понемногу, словно издалека, зазвучал знакомый звон.

На площадь безразлично вышел усохший старик, намереваясь первым встать в очередь за хлебом. Я хотела предупредить его об опасности, но, неожиданно, слова застряли в горле. Тогда замахала ему свободной рукой, чтобы он заметил меня, но снова тщетно.

Внезапно, словно по сигналу, ледяные чудовища сорвались с места и устремились к пожилому мужчине. Послышался свист, а потом резкий хлопок. Снег с огромной скоростью метнулся ввысь, а когда стал рассеиваться и осыпаться, показалось на глаза то, что осталось от бедного старика. У меня начались рвотные позывы, но наружу так ничего не вышло. Корчась в судорогах, я краем глаза заметила, как снег снова стал собираться в снежные силуэты. И отчётливо поняла, что они знали, что я рядом.

* * *

Уже находясь в каком-то закутке, я пыталась вспомнить, как покинула площадь, но никак не могла. В голове всё перемешалось. Оставался только безграничный и всепоглощающий ужас. От бессилия и обреченности горло сдавило, защипало в носу.

Постепенно мир снова стал отходить куда-то далеко, холод и голод брали верх над разумом. В голове оставался лишь тягучий шум метронома:

– Тик-так… тик-так…

Как и лёгкий перезвон льда и снега, сочетающегося в слова:

– Останься здесь… Перестань бороться… Мы – твои братья.

* * *

Яркое голубое небо так и манило прогулять занятия. Озорное солнце весело игралось со снегом и льдом своими лучами. Я вышла на гладь озера и со смехом, представляя себя балериной на коньках, что выступали в таких прекрасных нарядах, с силой оттолкнулась, заскользив на ботинках.

– А ты уверена, что он не треснет? – опасливо спросила одноклассница, недоверчиво поглядывая на гладь озера.

– Ну ты и трусишка! – ответила я, снова оттолкнувшись и прямо на ходу скривив презрительную мордашку, – Трусишка зайка серенький!