Джеймс Клеменс
«И пала тьма»
Посвящается Чарльзу Маку
Добро пожаловать в семью
Благодарности
Сотворенная мною Мириллия слишком уж бурно росла, чтобы я мог пройти ее стежками-дорожками в одиночку. Поэтому ничего другого не оставалось, как пригласить в поход друзей, союзников, единомышленников и прочих смельчаков — они, пионеры и первопроходцы, делали грязную работу, предоставляя мне гордо шествовать прямо к цели.
Хочу сказать спасибо Кэролайн Макрей за то, что она первая исчеркала красным все до единой страницы рукописи. Благодарю и критиков, объединившихся в группу «Искривленное пространство». Это Джуди и Стив Прей, Крис Крау, Майкл Гэллоуглас, Дэвид Меррей, Деннис Крэйсон, Дэйв Мик, Ройал Адамс, Джейн О'Рива и Кэролайн Уильямс.
За помощь с составлением карты особая признательность Стиву Прею, искусному и проницательному художнику.
Наконец, спасибо не только за ценные советы, но и за дружбу издателю Джону Моргану и моим литагентам Руссу Галлену и Дэнни Барору.
И как всегда, я должен подчеркнуть: все без исключения ошибки, закравшиеся в эту книгу, лежат на моей совести.
Пролог
Во тьме…
Он скользит, как тень в поисках света.
Его подлинное имя непроизносимо в мире плоти и дыхания. Он всего лишь содрогание, темная судорога мира, что лежит под камнями и бурей. У него нет формы, нет содержания, нет облика.
Наэфрин.
Это его сущность, но не имя. Он — создание наэфира, огромной и пустой бездны.
Он скользит к одному из немногих мест, где наэфир пересекается с реальным миром. Мало кто знает об этих пограничных точках, но они существуют. Как морской прилив захлестывает каменистый берег, так и волна наэфира накатывает на верхний мир.
И вот, оставив наэфир далеко позади, он выныривает в черных морских глубинах и обретает новое рождение в ледяных водах. Свет не достигает их дна; здесь царит вечная тьма — она скрывает границу, где один мир перетекает в другой. Но наэфрин знает дорогу. Его хорошо подготовили и властным приказом послали наверх.
Создание тени медленно поднимается сквозь холодное, темное море. Наэфрин содрогается и обретает плоть, заимствуя ее у светящихся обитателей океанских глубин. Он всплывает выше и выше, поглощая все большее количество жизней. Слой за слоем он обретает форму, и слои нарастают подобно колонии рачков на корабельном днище.
Вот уже голубоватое свечение омывает исчадие наэфира, а давление понемногу падает. По мере его приближения к поверхности стаи рыбок, сверкая серебристой чешуей, бросаются наутек, и даже огромная акула, взмахнув могучим хвостом, уступает ему дорогу.
Его нисколько не занимают эти морские обитатели, поэтому наэфрин позволяет им ускользнуть. Он уже обрел необходимую для существования в этом мире плоть. Он сгибает для пробы черные гибкие конечности, распрямляет длинный змеиный хвост и продолжает подъем.
Наконец украшенная гребнем голова показывается над поверхностью воды, и наэфрин вдыхает солоноватый воздух, проверяя, как работают легкие. В лишенных век глазах горит свет чужого мира, они неотрывно смотрят поверх пенистых волн на далекий еще берег.
Однообразие череды волн нарушают острова: рифы, отмели, атоллы и верхушки подводных вулканов.
Это царство Летних островов.
Сквозь зазубренные рыбьи кости, которые отныне служат ему зубами, вырывается шипение. Наэфрин плывет к своей цели — крупнейшему острову архипелага. В глазах отражаются дрожащие огоньки, что мигают на округлой вершине острова и усеивают его склоны до самого подножия — это горит свет в домах, на улицах и крепостном валу. Несколько огоньков забегают в воду, отмечая стоящие у причала рыбачьи лодки и парусники.
Наэфрин не отвлекается на мелочи, он знает только свое предназначение.
Никто не замечает, как он минует кольцо рифового барьера. Даже луна прячет лицо за набежавшим облаком. Наэфрин движется в воде так же легко, как в бесплотных реалиях своего мира.