Послеполуденные часы тянулись медленно и скучно. Наконец все погрузились в плоскодонку. Стивену было дозволено недолгое время поорудовать шестом, а затем Берар снова занял свой пост. Жара усилилась, дамы часто-часто замахали веерами. Мадам Берар, избравшая для водной прогулки плотное строгое платье, с безутешным видом сидела на носу, словно нависающая над водой носовая фигура корабля, уходящего в опасное плавание к экваториальным ветрам.
Стивену тоже было жарко, от вина его разморило. Водные сады были ему неприятны: буйное изобилие отдавало плодородием кладбища. Бурая вода угрюмо текла меж берегов, по которым шустро сновали крысы, нарывшие нор там, где в земле копали траншеи, устанавливали в них сколоченные заранее деревянные щиты и снова их засыпали. Жирные мухи, повисев под ветвями деревьев над водой, возвращались к подгнившим макушкам капустных кочанов, спаржи, артишоков, выращенных в ненужном множестве и оставленных неубранными. Вместо красот природы Стивену являлись образы загнивающей плоти, которую невозможно спасти от распада.
Мадам Азер, истомленная жарой и послеполуденным оцепенением, тоже отчасти утратила всегдашнюю осмотрительность и слегка распустила ворот платья. К влажной шее прилип земляничный усик. Одна ступня прижималась, не встречая отпора, к голени Стивена, вытянувшего ноги так, что они ушли под ее скамью. Пока Берар медленно вел лодку прямым курсом, тихое покачивание понемногу усиливало взаимный нажим их ног. Нога Стивена оставалась неподвижной, да и мадам Азер позы своей не меняла, — не то от жары, не то от безразличия. Взгляды их встретились, некоторое время она смотрела ему в глаза, на этот раз без светской улыбки, а потом медленно отвернулась, словно желая полюбоваться пейзажем.
Рыбка взвилась в воздух, пробив поверхность воды, однако никто, даже возбужденный совсем недавно Грегуар, не обратил на нее внимания. Течение реки замедлилось — это случилось после того, как проложили канал, объяснил всем Берар, потому-то у лодок и нет больше рулей, — чтобы вести их прямо, довольно легких тычков шестом.
Стивену представились огромные заводи и болота, созданные здесь природой до того, как возникли протоки и островки. Назначение реки больших изменений с тех пор не претерпело, она так и разливалась год за годом, смывая избытки распавшейся, сгнившей материи и напитывая влагой липкую почву.
Уже наступил час, в который должно было повеять прохладой, однако и тот слабый ветерок, что пролетал над протоками, стих, и неподвижный воздух сгустился, став плотным, удушающим. Грегуар затеял брызгать на сестру водой, получил от нее оплеуху и разревелся.
Азер сменил на корме Берара, и тот уселся, потея, рядом с супругой. Он в кои-то веки молчал.
Стивен попытался изгнать из головы навеянные рекой картины распада. Нажим ноги мадам Азер постепенно усиливался, пока к ноге Стивена не оказалась прижатой большая часть ее икры. Простая дрожь соприкосновения перешла в более сложное чувство — жаркого желания, в представлении Стивена неотличимого от тяги к смерти.
Все мы, думал он, вернемся в эту землю: язык Берара распадется и станет комочками рыхлой почвы, которые садовники и огородники будут перетирать между пальцами; трескотня его стихнет, ее втянут в себя жадные корни артишоков и капусты. Малыш Грегуар и Лизетта обратятся в прибрежную жижу, в которой станут копошиться крысы. Мадам Азер, Изабель… Нежнейшие части ее тела, рисуемые ему бесстыдным воображением, — даже им не уцелеть, не избежать жалкого, низменного конца, который превратит их в липкую грязь.
Когда вдали показалась пристань, все воспрянули духом. Азер заговорил о том, какую чудесную прогулку они совершили, и Берар, как обычно, взял разговор в свои руки. В следующие десять-пятнадцать минут ему удалось переиначить все, что произошло после полудня, приписав всем восторги по поводу лодочной прогулки; требуя от каждого подтверждения своих слов, он каждого перебивал, никому не позволяя нарушить гармонию его версии изложением своих подлинных мыслей.
Мадам Азер тоже сбросила оцепенение: села прямее, с явным испугом обнаружив, какое положение приняла ее левая нога. Грегуар опустил за борт банку, надеясь, что в нее попадется рыбка.
После того как плоскодонка причалила к пристани, Стивен, нагрузившись корзинами, ковриками и зонтиками, возглавил шествие к бульвару дю Канж. Там он с большим удовольствием свалил ношу в вестибюле дома, предоставив дальнейшую ее участь Маргерит, и поднялся в свою комнату. Стянул с шеи жесткий воротничок, полагая, что за ужином он не потребуется, и направился в самый конец коридора, в маленькую ванную комнату, находившуюся прежде в полном распоряжении служанки. Наполнив ванну холодной водой, Стивен забрался в нее и погрузился с головой, — ему хотелось, чтобы ледяная влага омыла даже корни его волос.