— Люди!
— Для меня город — это люди! Я много ездила по стране, но такого нигде не видела!
Через год я встретил ее в гостинице Госкино СССР, она только что вернулась из Америки и вечером улетала в Одессу.
— Не могу забыть Минск! — сказала она мне на лестнице гостиницы. — Америка - богатая страна. Все любят своих звезд, идут на них, но таких людей, как у вас, я не видела в Америке. Минск и белорусы - это что-то особенное! Я, когда вернулась в Одессу, всем рассказывала о поездке, и мне никто не верил. Странно, у людей какое-то предвзятое отношение к Белоруссии и белорусам.
— Ты это почувствовала?
— Очень!
— А я это всегда чувствую.
— Может, из-за того, что люди столько перетерпели...
— Все любят себя, а мы себя не любим. Даже не уважаем. Мы любим принимать гостей, до чертиков стараемся им понравиться. Это наш менталитет. И в этом наша трагедия!
Кира долго молчала.
— По-моему, ты ошибаешься. Других любить труднее, чем себя. Вы прошли через страдания, вы очистились, в отличие от других, и вы стали выше. Ты не спорь со мной! Белорусы уже давно на другом витке, выше, чем остальные нации. Меня никто в этом не переубедит! Я это на себе осознала! Только страдание делает человека выше и чище. Только страдание делает человека добрым и учит любить не себя, а других.
В 95-м нас с Лилей пригласили в Одессу на юбилей киностудии.
— Ты меня еще пригласишь в Минск? — спросила Кира, увидев меия, — Я ни в одном городе не чувствовала себя так хорошо, как в Минске. Там совсем другая аура.
— Может, тебе переехать в Минск?
— Я уже думала об этом.
Она помолчала, глядя на море.
— Но я уже привыкла к Одессе. Пусть это не мой город, но здесь я сняла свои лучшие фильмы. А Минск останется для меня как Москва для чеховских трех сестер.
В последний день был банкет на берегу моря. Кира с двумя фужерами шампанского подошла к нам с Лилей.
— Я хочу выпить за Минск! — сказала она, протягивая бокалы.
— С удовольствием!
— Вот ты все шутишь и не веришь мне, а я серьезно влюбилась в ваш город. Все записки из зала, которые ты мне передал, я время от времени перечитываю и, знаешь, к какому выводу пришла? Их как будто написал один человек, хотя на самом деле писали разные люди. У них свой дух. От них тепло идет. Поразительно, но это так! Никто не верит! Я всем говорю, что от них великой нацией пахнет. Это не хохлы, готовые кого угодно сгноить. Ты меня приглашал. Я приеду!
Она приехала на Дни украинского кино в Минске.
— Хочу у вас фильм снять, — призналась за столом.— Мне кажется, что в Минске я сниму свой лучший фильм! В Одессе я уже ничего хорошего не сниму.
— Хорошо, поговорю в министерстве...
Она сияла. На ней была печать талантливого человека.
— Ничего не получится,— сказал я ей в день отъезда.
— Почему?
— Сказали, что на тебя надо много денег.
— Кто сказал?
— В министерстве...
Она долго молчала.
— На тебя что, не надо много денег?
— Не знаю...
Опять долгое молчание.
— Мне кажется — ничего не изменилось. Как все было, так и осталось. Проводи меня до гостиницы. Хочу с тобой погулять по городу.
Мы медленно пошли по центральному проспекту столицы.
— Когда ты приехал в Одессу, я следила за тобой. Мне казалось, что из тебя что-то получится. Помнишь, ты сдавал свой первый фильм Збандуту, меня никто не приглашал на просмотр, я сама пришла... Твоя Лиля еще с дочкой была... Я с первых кадров обрадовалась, что не ошиблась в предчувствиях. У тебя было много настроения, а это в кино главное.
Некоторое время мы шли молча.
— Ты не обижайся...
— Ты о чем? О деньгах? Фу! Чепуха какая! Мне никогда никто не давал на фильм денег! Один француз взялся спонсировать, но посмотрел, как наши воруют, да сам у себя и украл. Я по крохам собирала, чтобы фильм закончить.
— По большому счету, ничего в стране не изменилось.
— И не могло измениться. Любимов прав, когда говорит, что никакое искусство не в состоянии изменить человека. Созданы шедевры в живописи, написана гениальная музыка, а человек как был, так и остался диким, способным убивать, унижать... Трудно сознаться, но по сути это так.
У гостиницы мы остановились. Пора было прощаться...
— Будут деньги — звони! — улыбнулась Кира.
И все. Оглянулась за стеклянной дверью. Махнула рукой.
— Пока!
Растворилась в фойе гостиницы.
Мне все отказали: студия, Министерство культуры, Госкино.
Не снимать фильм я не мог. Надо было искать деньги на стороне. Я обратился в "Белагропромбанк", и Михаил Николаевич Чигирь, председатель правления банка, выделил мне кредит на постановку фильма. Это был вызов не только себе, но и всему белорусскому кино, потому что таких аналогов в нашем кинематографе еще не было.