Компьютер перевернул страницу.
— "Все резервы — в действие!" Ну, это колхозные дела. Это совсем не интересно для вас.
— Как посмотреть,— улыбнулась Розалинда.— Например, вот это... "Студенты Ляховичского ветеринарного техникума прибыли на практику в колхоз, где выращивают племенных быков..." Разве не интересно?
Перевернули третью страницу, и я ахнул — в нижнем углу была помещена фотография моей мамы! Надо же такому случиться — приехать в Германию, прийти в читальный зал Института Восточной Европы при Свободном университете Западного Берлина, перелистать свою газету и увидеть маму! Только ради этого стоило приехать!
— Это моя мама! — сказал я Розалинде.
Она посмотрела на меня, потом на фотоснимок
— Ты копия мамы! Сколько ей здесь?
Я подсчитал. Мама 1916 года. Выходит, было ей сорок девять лет.
— Как мне сейчас!
— 11 лет возглавляет льноводческое звено в колхозе "Октябрь" Мария Семеновна Пташук. И всегда она получает высокий урожай семян и волокна,— читала Розалинда.— В этом году звено Марии Семеновны выращивало лен на 40 гектарах Получено 5,7 центнера с гектара. Продукция поступает государству только высокого качества".
Мы долго молчали.
— Она жива? — спросила Розалинда.
— Да.
Тогда мама еще была жива.
— С тобой живет или в колхозе?
— Уже со мной.
Я все еще не мог прийти в себя от встречи с мамой. Мы вышли из библиотеки и направились к машине.
— Здесь ты можешь найти любую информацию в мире.
— Будет ли когда-нибудь такое у нас? — сказал я после молчания. — А если будет, то когда?
Опять замелькали зеленые улочки Западного Берлина.
— Не будь твоей страны, я не стала бы профессором! — сказала Розалинда.
— Вы на нас зарабатываете, делаете себе биографию, а мы гнием в нищете. Разве это справедливо?
— Справедливо!
— Почему?
— Не можете сами использовать свои богатства - используют другие.
Наверно, она была права, но гордыня не давала мне покоя.
— Открой дверь! - вдруг сказал я. — Останови машину!
Продолжали мелькать зеленые улочки Западного Берлина.
— Останови машину! — крикнул я.
Розалинда продолжала лететь по центру.
— Останови машину! — я толкнул дверь.
Розалинда вздрогнула и остановилась.
— Ты живи в богатой стране, а я буду жить в бедной...
Я вышел из машины и пошел по центральной улице Западного Берлина.
Уже темнело.
Улицы, витрины магазинов, машины, все вдруг стало красным. Я сам был красным. Шел и мучился вопросом, которым мучаюсь каждый раз, находясь за границей: почему у нас все не так, почему мы отстали от всего мира?
Розалинда догнала меня у кирхи, в самом центре Западного Берлина.
— Извини меня...
Потом мы сидели у нее на кухне, пили кофе.
— Ты будешь у нас работать? — спросила Розалинда.
— Я дал согласие.
Мы долго молчали. Настроение у меня было гнетущее.
— Наши ученые утверждают, что вам будет трудно преодолеть нищету,— говорила Розалинда.— Мы ведь до падения Берлина были богатыми...
Я закурил, долго смотрел в окно.
— Твоему поколению обещали жизнь при коммунизме. Обманули. Вы — терпеливый народ. Вы все списываете на войны. А надо списывать на политиков.
Я поднялся, чтобы одеваться.
— Ты куда?
— Уезжаю...
Я уехал московским поездом в Минск.
Больше с Розалиндой не встречался. Перезванивались, через знакомых передавали приветы, но прежних отношений уже не было.
Прошло несколько лет, и я получил от нее факс:
"Жалеем, что ты не работаешь у нас. Тебя все любили. Ты русский, с которым нам всем было хорошо. Мы знаем, что из таких русских, как ты, состоит вся Россия, хотя ты и белорус..."
Больше ехать в Германию я не хочу.
Деревня Федюки
После съемок в Гродно я поехал в Федюки. Мама встретила меня, как с погоста,— причитала, обнимала.
— Снял? — спросила, как опытная кинематографистка.
— Снял!
Околдованный тишиной деревни, тишиной, подобной которой не бывает в городах, я отдавался в ее полную власть. Спал двое суток и не хотел просыпаться. Порой чудилось, что я на съемочной площадке в окружении Сталина, Хрущева, Брежнева и Чапаева, но тут же за окном кричали петухи, напоминая, где я нахожусь.
"Этого не может быть! — думал я с какой-то странной радостью, и все, чем жил последние месяцы, казалось незначительным и жалким.
Я вышел на улицу. Деревня была в тумане. Луна плыла по небу так же, как и миллионы лет назад. Заглядывала в окошки домов и озаряла неверным светом людей, готовых уже подниматься, чтобы снова пахать, сеять, убирать урожай. Этот повседневный труд и есть их жизнь.