— Й-и-е! — не выдержал один из вождей, и остальные подхватили зычный боевой клич воинов с такой силой, что слегка покачнулись; на лицах зажегся экстаз безумия битвы.
Вскочив на ноги, Ганданг резким взмахом руки оборвал всеобщее ликование — вожди смолкли.
— Одним копьем всех не вооружить, одно копье не выстоит против трехногих ружей Лодзи!
Базо встал и повернулся к отцу.
— Возьми копье в руки, баба́, — предложил он.
Не в силах отвести взгляд от оружия, Ганданг сердито покачал головой.
— Почувствуй его тяжесть — даже раба оно может сделать мужчиной! — негромко настаивал Базо.
На этот раз Ганданг протянул руку. Его ладонь побелела от напряжения, а пальцы дрожали, когда он сомкнул их на древке.
— И все-таки одного копья на всех не хватит, — упрямо повторил он — и тут же, не удержавшись, проткнул ассегаем воздух, пробуя превосходное оружие.
— У нас есть тысяча точно таких же, — прошептал Базо.
— Где? — мгновенно спросил Сомабула.
— Скажи нам, где они! — потребовали остальные, однако Базо решил их подразнить.
— К началу сезона дождей будет еще пять тысяч. Кузнецы работают в пятидесяти местах.
— Где? — повторил Сомабула. — Где они?
— Спрятаны в пещерах в этих холмах.
— Почему нам ничего не сказали? — недовольно спросил Бабиаан.
— Потому что тогда нашлись бы сомневающиеся в том, что это возможно, другие советовали бы подождать и быть осторожнее, а у нас не было времени для разговоров, — ответил Базо.
Ганданг кивнул:
— Мы все знаем, что Базо прав. Поражение превратило нас в болтливых старух. Но теперь… — Он передал ассегай сидевшему рядом вождю: — Возьми!
— Как мы соберем отряды? — спросил тот, взвешивая копье в руках. — Люди рассеяны по всей стране и сломлены духом.
— В этом и состоит задача каждого из вас. Нужно снова собрать отряды и обеспечить их готовность к тому времени, когда они получат оружие.
— Как же мы его получим?
— Женщины принесут в связках травы или в свернутых подстилках для сна.
— Где мы нападем на белых? Может, ударим в самое сердце — в большой крааль, который они построили в Булавайо?
— Нет! — решительно заявил Базо. — Именно такими безумными поступками мы сами себя уничтожили. Ослепленные яростью, мы позабыли, как сражались Чака[3] и Мзиликази. Мы нападали на врага там, где он был силен, шли по открытой местности к фургонам, прямо под огонь пулеметов… — Базо замолчал и склонил голову перед старшими вождями. — Прости, баба́, щенку не подобает тявкать, пока не подал голос старый пес. Я забыл свое место.
— Ты не щенок, Базо, — проворчал Сомабула. — Говори!
— Мы должны стать блохами, — тихо сказал Базо. — Должны спрятаться в одежде белого человека и кусать уязвимые места, пока не сведем его с ума. А если он почешется, мы перейдем в другое уязвимое место. Мы должны скрываться в темноте и нападать на рассвете, поджидать на труднопроходимой местности, беспокоить фланги и тылы. — Базо не повышал голоса, но все слушали с огромным вниманием. — Ни в коем случае нельзя нападать на укрепленный лагерь, а как только трехногие ружья затрещат, словно болтливые старухи, мы должны растаять, точно утренняя дымка под первыми лучами солнца.
— Какая же это война! — возмутился Бабиаан.
— Самая настоящая, — возразил Базо. — Это новый вид войны, и лишь такую войну мы можем выиграть.
— Он прав! — раздался чей-то голос из рядов индун. — Так и нужно сделать!
Вожди высказывались один за другим, и никто не возражал против предложения Базо. Наконец очередь вновь дошла до Бабиаана.
— Мой брат Сомабула сказал правду, ты вовсе не щенок, Базо. Теперь скажи только одно: когда нам выступать?
— Этого я не знаю.
— А кто знает?
Базо посмотрел на Танасе, сидевшую у его ног.
— Мы не случайно собрались именно в этой долине, — ответил он. — Если никто не возражает, моя жена, приближенная умлимо и посвященная в тайны колдовства, пойдет в священную пещеру, чтобы выслушать пророчицу.
— Тогда пусть идет сейчас же!
— Нет, баба́. — Танасе склонила голову в почтительном поклоне. — Мы должны ждать, пока умлимо пришлет за нами.
Местами шрамы стянули тело Базо в тугие узлы: пулеметные пули нанесли огромный ущерб. Левая рука (хорошо, что не правая) была изувечена на всю жизнь — она вывернулась и стала короче. После долгих пеших переходов, упражнений с оружием или нервного напряжения мышцы невыносимо болели.
3