Около месяца назад Мунго внезапно проснулся в своей глиняной хижине на окраине Булавайо и в свете свечи увидел стоящую у койки Робин — она примчалась к нему среди ночи, несмотря на расстояние.
— Господи, прости! — прошептала она и набросилась на Сент-Джона в порыве безумной страсти.
С первыми лучами солнца Робин оставила ошеломленного и измотанного Мунго, а когда он на следующий день поехал к ней в Ками, встретила его на веранде с дробовиком в руках. Мунго инстинктивно понял, что, если он вздумает подняться по ступенькам, Робин в самом деле спустит курок. В ее глазах горела дикая ненависть — не только к нему, но и к себе самой.
Робин без устали писала в газеты — как в британские, так и в кейптаунские, — протестуя против всех заявлений, которые делал Сент-Джон в качестве главного уполномоченного по делам туземцев в Матабелеленде. Она раскритиковала его политику принудительного труда, благодаря которой фермеры и владельцы шахт получали рабочие руки, отчаянно необходимые для развития и процветания новой страны. Робин осудила набор матабеле в туземную полицию, призванную обеспечить порядок в племени. Как-то она даже ворвалась на совет, который Мунго проводил с индунами, и на беглом синдебеле принялась оскорблять вождей, называя их старыми бабами и трусами за то, что они подчиняются генералу Сент-Джону и Британской южноафриканской компании. И часа не прошло, как она, устроив засаду в густом кустарнике у берега реки, накинулась на возвращавшегося с совета Мунго. На попоне, расстеленной в чаще, обнаженные, точно дикие звери, они занимались любовью с такой яростью, что едва не убили друг друга. Мунго был потрясен до глубины души.
— Ненавижу тебя! О боже, как же я тебя ненавижу! — прошептала Робин со слезами на глазах, вскочила в седло и унеслась прочь, не обращая внимания на колючки, цепляющиеся за юбку.
Ее упреки вождям были открытым призывом к восстанию и кровавой революции, а в книге «Рядовой Хэккет в Матабелеленде» прямо называлось имя Сент-Джона, причем Робин злостно клеветала, приписывая генералу вымышленные слова и действия. Мистер Родс и другие директора БЮАК убеждали Мунго подать на Робин в суд.
«Сэр, вы хотите, чтобы я подал в суд на собственную жену? — Мунго скосил желтый глаз и грустно улыбнулся. — Я буду выглядеть полным идиотом!»
Никогда в жизни Сент-Джон не встречал более непримиримого и безжалостного противника, чем Робин, и все же мысль о том, что она может умереть, приводила его в отчаяние, каждый раз, когда ее силы иссякали, он падал духом и возвращался к жизни вместе с ней. Так продолжалось день за днем, без отдыха и передышки.
Перепады настроения и усилия, потраченные на поддержку Робин, истощили собственные резервы Мунго. Едва держась на ногах, он позволял себе всего несколько часов сна, и вот однажды очнулся от забытья, разбуженный взволнованным голосом Элизабет.
— Генерал Сент-Джон, это конец! — В глазах девушки стояли слезы.
Мунго вздрогнул, словно от пощечины, и с трудом поднялся на ноги, чувствуя комок в горле.
— Не может быть!
И тут он заметил, что Элизабет улыбается сквозь слезы, протягивая эмалированный горшок.
В нос ударили резкий запах аммиака и характерная вонь лихорадки, но цвет жидкости изменился со смертельной черноты «Гиннесса» на золотистость светлого пива.
— Все кончено, — повторила Элизабет. — Моча очистилась. Опасность миновала. Слава богу, маме ничего не грозит!
К обеду Робин набралась сил, а на следующее утро встала с постели, намереваясь лично выдворить Сент-Джона из Ками.
— Я не потерплю, чтобы мой сын еще один день находился под вашим тлетворным влиянием!
— Мадам…
Она не стала слушать протесты Мунго.
— До сих пор я не говорила мальчику о вас ни слова. Он не знает, что его отец когда-то командовал флотилией работорговых кораблей, заслужив самую дурную славу в Атлантике! Он не знает о тысячах обреченных, невинных детей Африки, которых вы перевезли на другой континент. Он пока не в состоянии понять, что вы и вам подобные развязали кровавую и беспричинную войну против Лобенгулы и народа матабеле, он не понимает, что вы жестокий угнетатель. Однако если вы не покинете Ками немедленно, то я все ему расскажу! — В голосе Робин чувствовались остатки былой энергии, и Джубе пришлось силой удерживать подругу в постели.