ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ. С тобой невозможно играть: ты всегда выигрываешь! (Поднимается из-за стола. Лицо у него обиженное.) Под предлогом, что тебе приходится нащупывать фигуры, ты сдвигаешь их с места!
ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Сыграем еще раз?
Юноша не отвечает.
ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Что с тобой?..
ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ. Я боюсь.
ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Чего?
ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ. Не знаю. Все так сложно!
Словно обессилев, он опускается в небольшое кресло, стоящее рядом с кроватью.
Принцесса Лериния тянется к нему.
ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Ничего сложного!
Она шарит в воздухе рукой, пока Великий герцог не берет ее руку в свою и не пожимает ее.
ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Послушай... Ты помнишь это? (Начинает тихо напевать по-немецки грустную песню.)
Музыкальная фонограмма
56. ОТКРЫТОЕ МОРЕ. НОЧЬ
"Глория Н.", маленькая и хрупкая в огромном ночном море; крохотные огоньки - это светящиеся во тьме иллюминаторы кормовой надстройки.
57. ПАЛУБЫ "ГЛОРИИ Н.". НОЧЬ
Сербы сидят на кормовой палубе, в темноте, под открытым небом, слегка подсветленным серпом месяца. А все знатные гости корабля собрались на капитанском мостике и благодушно попивают чай.
Журналист, сидящий за одним столом с директором "Метрополитен-опера" и его женой, говорит:
- В пятом веке сербы спустились на Балканский полуостров, а потом захватили Эпир и Фессалию... так они вам и останутся на корме!..
В слабом лунном свете едва вырисовываются силуэты беженцев. Их томит тоска по родине. Одна из женщин, сидящих на дощатой палубе, берет в руки какой-то необычный струнный инструмент. Неуемный хвастун Фучилетто похваляется своими "подвигами".
ФУЧИЛЕТТО. Смотрю на градусник: сорок! Что делать? Сорвать спектакль? Публика пришла ради меня...
РУФФО САЛЬТИНИ. Смени пластинку!
ФУЧИЛЕТТО. И я все-таки пел. О! Меня вызывали на бис семь раз!
Фитцмайер в сторонке беседует с сэром Реджинальдом.
ФИТЦМАЙЕР. Как же так? Вы устраиваете что-то вроде дыры, в которой едва помещаются пятьдесят оркестрантов, а потом хотите запихнуть туда весь состав оркестра - сто шестьдесят шесть человек?! У нас же оркестр не лилипутский!
СЭР РЕДЖИНАЛЬД. Но этот театр - памятник национальной культуры, не могли же мы его перестраивать!
Леди Вайолет, которая стоит неподалеку, опершись о перила, стала объектом настойчивых ухаживаний второго офицера.
ВТОРОЙ ОФИЦЕР. Сильный характер в сочетании с удивительно тонкой женственностью делает англичанок...
Но леди Вайолет перебивает его своим журчащим смехом.
ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ. А я тебе говорю, не нужно терять времени на все эти прелюдии, разве не так?
ВТОРОЙ ОФИЦЕР. Я хотел сказать...
Между тем сербиянка начинает петь, привлекая внимание не только своих соотечественников, но и тех, кто собрался наверху, на капитанском мостике.
Дирижер Альбертини даже встает с места и, поглядев вниз, на палубу, замечает:
- В ней столько экспрессии, что кажется, понимаешь, о чем она поет...
Куффари и Лепори реагируют очень сдержанно, однако можно заметить, что мелодия захватила и их.
Зилоев, зачарованный песней, начинает с большим чувством подпевать сербиянке.
А темные, безликие силуэты сербов лишь усиливают впечатление от этой импровизации.
58. ОДИН ИЗ ПЕРЕХОДНЫХ МОСТИКОВ НА НИЖНЕЙ ПАЛУБЕ. НОЧЬ
У премьер-министра и принцессы Леринии тайное свидание в укромном уголке, где их наверняка никто не увидит и не услышит. Они разговаривают при слабом свете, льющемся из иллюминаторов.
ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Мой брат крепко спит...
ПРЕМЬЕР-МИНИСТР. Принцесса, мы не можем больше откладывать... Надо принимать решение! Путешествие подходит к концу, и начальник полиции проявляет все большую подозрительность.
ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Нет, все и так решится в нашу пользу, нам ничего не надо предпринимать.
ПРЕМЬЕР-МИНИСТР. Откуда такая уверенность, принцесса?
ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Я видела сон... Мне снилось, будто мы вместе с братом в каком-то саду... Вдруг с неба прямо к нам спускается орел... Он хватает брата и, хлопая своими мощными крыльями, взмывает вверх. Но мой бедный братец такой тяжелый, такой тяжелый... Орел выпускает его из когтей, брат падает на землю и исчезает в огромном провале.
ПРЕМЬЕР-МИНИСТР. Ты знаешь, как меня успокоить и заставить поверить всему, что ты говоришь.
Он нежно обнимает принцессу и страстно целует ее. Принцесса отвечает ему таким же страстным поцелуем.
59. ПАЛУБЫ СУДНА. НОЧЬ
Пение сербов заканчивается под аплодисменты и возгласы всеобщего одобрения.
МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Молодчина! Какой прекрасный тембр, правда?
РУФФО САЛЬТИНИ. Интересно, кто она?
В это время под звуки новой песни другая женщина начинает танцевать. Прямо там, на досках кормовой палубы, в темноте. Следом за ней в круг входит мужчина. Оба исполняют какой-то незнакомый танец, изобилующий легкими, высокими прыжками.
ОРЛАНДО. Ну настоящие акробаты! Ловкость прямо-таки обезьянья!
Количество танцующих пар все увеличивается, заразительный ритм пляски передается всем присутствующим.
У Зилоева, хлопающего в такт, ноги сами просятся в пляс.
ЗИЛОЕВ. Вот это огонь! Вот это страсть!
ВТОРОЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Это не настоящий народный танец.
При свете звезд в вихревой пляске кружатся и стар и млад.
ЗИЛОЕВ. Погляди! Пляшут все, даже старики.
ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Они же ничего не понимают! Ведь это один из древних языческих ритуальных танцев. Я в свое время изучал их!
ВТОРОЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Разумеется! То, что делают они, похоже на венгерский чардаш. Это ритуальный танец, им отмечалось начало посева. Надо делать вот так, вот так. (Кружится, тяжело, по-медвежьи, притопывая ногами.)
ОРЛАНДО. Браво!
Все смеются. Зилоев распаляется все больше.
ЗИЛОЕВ. О, да ты заткнешь за пояс саму Кшесинскую! У тебя получается даже лучше!
Смех, поощрительные восклицания.
ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Вот-вот: сначала правой ногой влево, потом левой ногой вправо! Вот так - правильно!