- Прошло тридцать лет, и папенька наш с маменькой к тому времени в лучший мир ушли, так что досталась Дарья в наследство твоему мужу. Хоть ей уже ближе к пятидесяти было, а Мишеньке, только двадцать семь, ему писали рассерженные кредиторы Артемьевых, и сколько бы Миша не отвечал, что к делам тетки отношения не имеет, письма продолжали приходить. Пока в один прекрасный день не пришло известие о смерти дорого зятя, он разбился, будучи в стельку пьяным, взялся править экипажем, погибли все, кто был с ним. Тетку спасло лишь то, что она ехала в другом экипаже, разругавшись, перед этим с мужем вдрызг. Но в письме, где сообщалось о смерти князя, неизвестный информатор, дописал, что было бы хорошо, если бы племянник приехал и забрал тетку, потому как с головой она дружить перестала. Мише ничего не осталось, как ехать в Петербург, информатором оказался доктор, лечивший их семью. Мы об этом никому никогда не говорили, но раз уж зашел такой разговор, то тебе скажу, там, в столице пристрастилась тетка ко всяким порошкам, таким как морфий, я тогда тридцатилетней вдовой была уже, но даже не предполагала, что можно, что-то подобное принимать, для удовольствия. Доктор, Мишеньке, подробно объяснил, как поступить и они приехали домой. От некогда роскошной красавицы осталась только тень, волосы поредели, так сильно, что она без тюрбана, никуда и не выходила, высохла, согнулась, зубы стали серыми и какими-то щербатыми, ужас, да и только. Ее все время трясло, и нервы были ни к черту. Сначала брат поселил тетку в доме, она устраивала страшные скандалы, билась в истерике, довела всех до такого состояния, что у Машеньки, первой жены Миши случился выкидыш. Тогда Миша написал тому доктору, и тот посоветовал закрыть тетку в какой комнате, и не давать никаких порошков, ее или перетрясет или сердце не выдержит, может это и жестоко, но нам уж все равно было, и Миша таки запер тетю, нанял глухонемую крепкую бабу ей прислуживать. Она так выла и рыдала там, что по уезду пошли слухи об одержимости тетки ее тогда и стали звать ведьмой. Через два месяца все успокоилось и Дарья Любомировна, попросила Мишу поселить ее в большой флигель. Мы аж вздохнули с облегчением. С тетей из Петербурга, привезли некоторую мебель, вещей всяких много, все это установили во флигеле, и тетя со своей служанкой перешла туда. Два года все было тихо, а потом она, видать, все же нашла где-то свои порошки, потому что стала себя странно вести, по саду как очумелая бродила, смеялась невпопад, то плакала, но мы закрыли на это глаза, пусть себе чудит в стороне. А в один прекрасный день нашли ее мертвой в своей спальне, вся посиневшая, лежала рядом с кроватью, и руки тянула, как будто помощи просила, жуть, да и только. Говорили, в последний вечер был у нее кто-то, но мы никого не видели, тетю похоронили тихо, брат написал письмо ее сыну, да тот не ответил и на могилу матери, так и не приехал. Когда вскрыли теткино завещание, оказалось, что все свое небогатое имущество она завещала детскому сиротскому приюту. Жалеть там было не о чем, и мы исполнили ее волю в точности. – Тетин рассказ произвел тягостное впечатление. Я встала, подошла поближе к портрету и принялась пристально разглядывать его, теперь уже не только девушку, но то, что ее окружало. Великие художники имеют особый талант заглядывать в глубину души человеческой, и ее, душу, изображать на портретах. Меня поразило, то, что вокруг девушки на портрете все было увядшее, не живое, деревья за окном сбрасывали пожелтевшие листья, небо было сумрачным затянутым осенними тучами, богатые гардины безжизненно висели, создавая мертвый фон. Эта совершенная красота, таила в себе смертельную опасность и художник, талантом своим эту опасность, материализовал. Какой-то предмет, лежавший на письменном столе, рядом с рукой девицы привлек мое внимание. Я взяла свечу и поднесла близко к картине, присматриваясь, на изысканном резном столике стояла чернильница, лежало перо и маленький нож для бумаг и все эти предметы были сделаны в одном стиле, тонкой работы, украшены слоновой костью, крышка чернильницы, ручка пера и рукоятка ножа венчались головами дракона с глазами-топазами.
Глава 6
Ровно в двенадцать часов дня, мы с девочками сидели в кафе-кондитерской.
Проснулась я сама не своя. Накануне вечером, сколько не доставала тетушку, та так и не припомнила, куда девался канцелярский набор с портрета. Анна Ивановна утверждала, что никогда его не видела у тетки, а к деталям портрета, не присматривалась, к чему ей это было нужно? Незабвенная Драрья, была позором их семьи и лишний раз вспоминать о ней не хотелось. Пришлось оставить уставшую тетушку и отправится спать в расстроенных чувствах. Но суматошный день утомил и меня, так, что спала я крепко. Проснулась в половине десятого от голоса тети
- Ты как, на встречу со своим учителем не собираешься?
Я резко села в постели, и уставилась на тетку мутным взглядом, спросонья не понимая, что ей от меня надо и о чем речь.
- А? Что? Который час?
- Полдесятого – тетя уселась в кресло около окна и насмешливо посмотрела на меня – не уж-то забыла о встрече, которую сама и назначила
И тут меня осенило! Двенадцать часов! Осталось два с половиной часа на все сборы и еще добраться в город! По заснеженной дороге! Сорвавшись с потели, как очумелая, запуталась в одеялах и едва не свалилась на пол, выпутавшись из постельного белья, внеслась на всех парах в ванную, краем глаза заметила, стоявшую в дверях Даринку, во все глаза смотревшую на сумасшедшую хозяйку, даже рот приоткрыла от удивления. Да уж есть чему подивиться, я сама себя удивляла, всегда такая спокойная, уравновешенная, что на меня нашло? Между тем пока я судорожно мылась, одевалась и чесалась, тетка комментировала мои чудачества по-своему.
- Давно пора тебе было сбросить этот траур и выйти в люди, а то совсем одичала, вот первого смазливого мужика увидела и все, растаяла как снег на пороге
- Ладно тебе тетя. Ой! Дарка, ты чего вечно стремишься задушить меня проклятым корсетом!
- Простите пани, но корсет должен сидеть ладно, уже попустила, так хорошо?
- Хорошо. Не говори глупостей тетя, сама знаешь у нас, если раньше чем через два года из черного вылезешь, сразу скажут - покойного не любила, не успела похоронить, сразу кинулась наряды покупать!
- Ну, это так, но на семейные вечера могла принимать приглашения? На музыкальные вечера? Небольшие приемы? Никто бы тебя не осудил, а так почти замуровалась тут, только по делам да за покупками в город ездили.
- Не правда, с девочками на разные детские приемы ходила
- Ага, там, где одни сумасшедшие мамаши о будущих женихах своих сокровищ мечтают да сплетни водят, тоже мне общество!
- Траур полгода назад сбросила, на городском благотворительном балу была
- Ага, море народу, и все один перед другим павлиньими перьями трясут, никакого общения, одна суматоха
- Тетя тебе не угодишь, да и с чего ты взяла, что мне Георгий Федорович нравится! Даринка не натягивай так волосы, у меня сейчас глаза на лоб полезут!
- Это Вам не угодишь – пробормотала про себя Даринка. Я посмотрела укоризненно в зеркало.
- Я, думаешь, матушка, слепая! Вот ты вчера вызвалась его с Евой Абрамовной познакомить, а сама даже не подумала, например меня пригласить с собой, для приличия.
- О Боже! И, правда, как я сама с ним встречусь, в гимназии, когда вызывают за плохое поведение сына это одно, а на людях другое! – У меня вырвался стон, вот идиотка! – Тетя выручай, беги одеваться.
Тетушка только улыбнулась хитро
- Стара я уже по зимним дорогам разъезжать, чтобы мороженого скушать. А вот девочки очень рады такой перспективе. Их уже одевают Соломия и Маруся.
- Тетушка, ой! Даринка, не дергай так волосы! Больно же!
- А Вы, пани, не крутитесь, а то я Вас причесать не могу
-Тетя, зачем мне эти проказницы, они поговорить спокойно не дадут
- Для приличия! А ты придумай, что-нибудь, отвлеки их и поговоришь спокойно – и тетушка встала – заканчивай чесаться, идем завтракать, я велела Ивану запрячь, поедете в берлине, она хоть и старая как мир, зато колеса большие и по такой дороге пройдет, у нас все никак у людей и зима тоже, не успел снег выпасть, как сразу тает, не дорога, а сплошное болото – продолжая ворчать, тетя вышла из спальни.