Семен Михайлович только поджал губы, Георгий спокойно ответил
-Ничего особенного. По словам Рахиль Лейбовны, это был обычный деловой визит. Дария Любомировна, пожелала оставить свое имущество в наследство приюту, хоть имущество и не было особо ценным, но для приюта, живущего за счет пожертвований, это немало. Взамен попросила, что бы имя ее упоминалось девочками в молитвах раз в неделю и после смерти тоже, а также, чтобы табличку с именем жертвователя повесили у стен приюта, тщеславие, часть человеческой натуры. Все пожелания были исполнены, девочки до сих пор поминают дарительницу в молитвах. Раз в год, в день смерти ее, сама Ева Адамовна давала на большую заупокойную службу. Табличку повесили, рядом с такими же табличками где названы имена щедрых дарителей.
-Ей разрешили выезд?
-Пока нет, запретить выходить замуж мы не можем, а вот с отъездом повременить придется, так что Анна Ивановна? – Семен Михайлович вопросительно уставился на тетушку
- Елену Игнатьевну Сухову я сопровождала, скорее из желания увидеть, как тетка утрет нос этой любопытной сороке. Я не ошиблась, тете приняла гостью неласково, если не сказать грубо, она вообще презирала все провинциальное общество, считая здешних жителей ограниченными обывателями, не скажу, что совсем уж с ней не соглашалась, кое в чем она была права. Так вот Елену Игнатьевну, тетя принимала в спальне, по примеру светских львиц, что устраивают приемы в будуарах, та конечно обозлилась страшно, она почувствовала себя оскорбленной, говорила, что повелись с ней как с горничной, всем потом рассказывала искаженную историю про тот визит и Вам расскажет, она, кажется до сих пор злиться.
- Так она поссорилась с Вашей тетей?
- Не то что бы поссорилась, но и подругами они не стали, это точно. Тетка, не смотря на всю злобность, умна была, Елене Игнатьевне, при всем уважении, до Дарии Любомировны далеко было, соревноваться с ней в остроумии она не могла. Тетка ей пару своих шпилек воткнула, ну та и сбежала, она такая злая в дом влетела, что они с мужем почти сразу же и уехали. Миша очень злился, но с теткой разговаривать не стал, ее уже было не изменить.
-А Анфиса Андреевна Теличкина, ее как приняли?
-Почти так же. Ее правда обломить как Елену Игнатьевну, тетке не удалось, хоть та так и сочилась презрением к купчихе, Анфиса Андреевна, тоже с крутого теста леплена, она на теткины уколы своими отвечала. Я, правду говоря, даже обрадовалась, хоть кто-то старой ведьме нос утер. Но как уходила Анфиса Андреевна я не видела, меня Химка позвала.
- Кто такая Химка?
- Служанка Дарии Лбомировны, глухонемая, она руку мне на плечо положила и показала идти за ней.
-Зачем она Вас звала?
- Да уж теперь и не упомню – тетя наморщила лоб – что-то хотела мне показать в погребе, то ли мука у них закончилась, то ли еще чего? Нет, уже не вспомню
-То есть причина не была какой-то важной?
- Господи, да какие важные причины? Отсутствие муки для кухарки, а она и готовила для хозяйки, причина очень важная
- Значит, Анфиса Андреевна откланялась и ушла раньше, чем Вы вышли из погреба?
-Да, раньше, но я не удивилась, кто бы ее выдержал дольше, эту нашу, Дарию Любомировну
-А теперь вспомните, тот день, когда она умерла, Вы говорили, якобы кто-то у нее побывал тогда?
-Ох, совсем Вы меня замучили! В тот день мы никого не видели, но деревенские работники, которые по хозяйству помогают, говорили, якобы видели бричку одноконную рядом с калиткой, на тропинке, что к деревне ведет, приблизительно в то время, когда тетя умерла. Но кто приехал на той бричке не видели. Да мы и не особо выясняли.
-А где сейчас Химка?
-Кто ее знает. Когда тетя умерла, она к земскому врачу ушла в услужение, он тогда только приехал в наши края, не заработал еще на достойную прислугу. Калекам же вдвое меньше платят, но Химка хоть и не слышала и говорить не могла, зато руки у нее пришиты были там, где надо, она любую работу делать могла, и убирала, и готовила, и шила, если требовалось. К тому же научилась читать по губам, все понимала, может и сейчас у врача работает.
- Вы больше ничего не помните?
- Ну, что еще я могу вспомнить?!
- Может странности, какие?
- Тетка, наша сама была сплошной странностью, не помню я ничего необычного. Вот только…
- Только, что?
-Только не смогли мы узнать, откуда у нее порошки эти ее появились, врач запретил тете принимать снотворные и нам велел никаких морфинов ей не давать. А тут в последние полгода, она вроде как откуда-то их добыла
- Почему Вы так думаете?
-Странно вести себя стала, закрывалась в спальне своей, смех оттуда слышался жуткий, то плач. Химка, даже забеспокоилась, все пыталась нам объяснить, что с хозяйкой неладное твориться
-А Вы пытались что-нибудь предпринять?
-Если, честно, нет, пока она чудила тихо у себя в доме, мы просто закрывали на это глаза, хотя, может и грех совершили – вздохнула тетушка.
-Да немного Вы нам поведали – опечалился Семен Михайлович
- Но, мы нашли дневники тети – торжествующе сказала я
Наши гости встрепенулись, глаза Семена Михайловича заблестели
- Какие дневники?
- Ее дневники, за разные годы, одиннадцать тетрадей. Это, конечно не все, часть, наверно потерялась при переездах, что-то она сожгла, Анна Ивановна, ты же рассказывала, что Дарья Любомировна сожгла кое-какие бумаги перед смертью?
- Да, она летом умерла, нас удивило, что печь теплая, а когда золу чистить стали, целый ворох не догоревших полностью бумаг, писем и тетрадей выгребли. Никто в том разбираться не стал, выбросили, да и дело с концом.
- Надеюсь все же, мы найдем что-нибудь интересное в них!
-Может, Вы позволите, нам поискать? – вкрадчиво спросил Семен Михайлович
-Нет, это наша родственница, кто ее знает, чего она там писала, мы сами поищем, если скажите на что обращать внимание – я была категорична, не хватало только, что бы в нашем, семейном, грязном белье рылись посторонние.
- Ну что ж тогда ищите знакомые имена, не обязательно фамилии, фамилию можно сменить, а имена, в основном не меняются с рождения. Мы откланяемся, пожалуй, надо проверить еще одну версию, а Вы пока читайте тетради, если вдруг чем-то заинтересуетесь, любое отклонение или непонятное место в записях, обязательно сообщите. С Вашего позволения, мы Вас завтра посетим – и Семен Михайлович с Георгием поднялись.
К вечеру у меня от чтения уже раскалывалась голова. Дневники эти были за разные годы. Некоторые подряд, потом, почти с десятилетними перерывами, последний касался уже времени проживания в тут, в поместье.
Дарья Любомировна оказалась прелюбопытной особой, по этим записям было видно, как менялся человек на протяжении лет. Первые дневники написаны восторженной девушкой, описание балов на несколько страниц, прогулок, подробные описания платьев дам, и кто какие комплименты ей сказал. Иногда месяц расписывался по дню, а, например, за август какого-то года, года она не указывала, была только одна запись: «Скучно!». Потом чувствовалось, что пишет уже зрелая и во многом пресыщенная женщина. Колкие, едкие характеристики знакомых, сетования на отсутствие денег, на пристрастие мужа к игре. Жалобы на родителей отказавшихся ссудить очередной раз деньгами. Потом, вдруг, радостные записи. Умер отец Юрия Дмитриевича, мужа, оставил наследство, уже изрядно прохудившееся, но все же немалые деньги. Меня даже покоробило, от этих строк, Дария Любомировна, даже не пыталась создать видимость скорби, она искренне радовалась смерти родственника. Потом опять пошли сетования. Видно наследство промотали довольно быстро. К тому же тетка, верной женой не была. Время от времени встречались имена ее возлюбленных, то восторженные записи о головокружительной любви, потом злые, короткие строки о ненависти и расставании. Более всего меня покоробило описание аборта, от ребенка тетка избавилась, потому, что забеременела от любовника. Я, конечно, знала о подпольных операциях, официально подобное детоубийство было запрещено, если бы словили того человека на горячем могли судить как убийцу. Но многие врачи практиковали эти операции в подполье, ибо за них щедро платили. Она очень жалеет себя, какая она бедная, а известие о том, что больше детей у нее не будет, воспринимает равнодушно, даже радуется, мол, больше не придется переживать о беременностях. Эта часть произвела на меня такое тяжелое впечатление, что дальше я читала, вяло, пробегая страницы глазами. Наконец отбросила очередную тетрадь, надо отдохнуть.