Выбрать главу

Анна Ивановна дремала в кресле, пенсне сползло на сторону, тетрадь лежала на коленях, а тетушка, подперев голову рукой, тихо посапывала. Я решила ее не будить, прошлась по комнате, потянулась, все уже давно ушли спать, девочки сначала составляли нам компанию, потом им надоело. Больше всего тетрадей переворошила я, но чтиво это оказалось утомительным не столько для глаз, сколько для души.

Взгляд мой упал на нераспечатанное письмо Софи, и я почувствовала укол совести, не только не ответила ей, а даже не прочитала ее письма. Это будет хорошим отдыхом, Софи писала остроумно, сообщала много новой информации, кроме того мне было интересно как они там поживают. Моя мачеха сообщала, что у них все просто прекрасно. Девочки здоровы, надо сказать, мой отец женился еще и из желания иметь наследника мужского пола, но у них родились две очаровательные девочки, поэтому папенька столько внимания уделял своему внуку. Мои сестры гостили у меня каждое лето, переворачивая, вместе с Андрюшей весь дом. Потом шло пространное описание последних приемов, на которых они побывали, сплетни о знакомых. Софи восторженно описывала платье, виденное ею на жене английского посла, на приеме у Одесского градоначальника. Потом следовало подробное описание судебного процесса, судили многоженца, дамы бегали на открытые заседания поглядеть на мужчину одурачившего столько женщин. Последнее сообщение я перечитала несколько раз, в голове всплывали какие-то строки из дневника, устав от чтения тетиных мемуаров, я пробежала это место, не особо задумываясь, но сейчас в моей голове что-то щелкнуло, я отбросила письмо и кинулась рыться в тетрадях. Вот оно! Вот эти строки! Скупо написано, но, Боже мой, это же просто невероятно!

-Тетя, тетушка просыпайся – я тормошила бедную Анну Ивановну, растерявшуюся спросонья

- Что?! Что ты хочешь? Сейчас, сейчас, видишь пенсне, упало – я подала тете пенсне, она водрузила его на глаза и сурово спросила

-Ну что ты суетишься? Показывай, чего нашла. – Я подала тетушке тетрадь

-На, читай, вот это место, только читай очень внимательно – тетушка не сразу вникла в написанное, но когда третий раз перечитала, опустила дневник и удивленно прошептала

- Господи, это что же делается, это если телеграфируют в Петербург и получат подтверждение из консистория у них будет очень веская улика, вот никогда бы не подумала, никогда!

Глава 16

На другой день еще до обеда я сидела в кафе-кондитерской, изнывая от нетерпения. Мороженное, медленно, таяло в вазочке. Кофе остывало, а я нетерпеливо поглядывала на входную дверь.

Вечером, со всех сторон обсудив записи, Дарии Любомировны, мы с тетей решили, что утро вечера мудренее, и разошлись по спальням. Я уж думала, снова в моих снах будет разговаривать мебель, и бродить призраки с портретов, но спала я крепко и без снов. Утром, посовещавшись с тетушкой, решила не ожидать приезда наших сыщиков, а отправиться им на встречу. Еще дома написала две записки, одну, Георгию Федоровичу, ее Иван должен был доставить в гимназию, с просьбой встретится в двенадцатом часу в кафе-кондитерской, другую Семену Михайловичу с тем же текстом. Судя по всему, Иван не нашел моих корреспондентов там где мы ожидали, и явился только через два часа, когда я успела и по магазинам пройтись и снова вернуться в кафе. Ивана подвел ко мне официант, подозрительно оглядывавший, моего слугу. По своему обыкновению, он не произнеся ни слова, подал мне ответные записки. В первой, уже знакомой мне рукой, было написано, что занятия у него, к сожалению, продляться до четвертого часа, и было предложено, встретится в половине пятого у входа в Царский сад. Вторая записка, написанная размашистым, трудночитаемым почерком сообщала, что Семен Михайлович сейчас не может подойти, а так как он знает, что друг будет занят еще несколько часов, то предложил заехать за мной в кафе в четыре.

Понимая, что придется томиться еще несколько часов, я совсем вышла из себя, терпение никогда не было моей добродетелью. Подумав немного, вместо слоняться по магазинам, решила поехать посмотреть на постоялый двор, где останавливался мой родственник. Зачем мне это было нужно, сама не знаю, но маленький чертенок, сидящий на левом плече зудил, что, мол, скучно и мы с ума сойдем от ожидания, поэтому я уселась в карету и велела Ивану вести меня к постоялому двору Сорокиных

Это не был самый фешенебельный отель нашего города, по комфорту он сильно уступал той же «Франции», но зато был очень удобен для путешествующих на своих экипажах, потому что тут экипажи въезжали с улицы в широкий двор-галерею, слева и справа от въезда шли длинные флигели, в которых и располагались номера, попасть в свой номер можно было прямо из экипажа, что, также, удобно для тайных встреч. Здесь не было обычных коридорных, а что бы вызвать гостиничную прислугу приходилось идти в местную корчму при постоялом дворе. Ворота открывал привратник, он же вызывал портье сопровождавшего гостей, но можно было обойтись и без сопровождения, просто получив ключ от нужного номера через окно экипажа.

Свою карету я оставила при въезде. Сообщила привратнику, что иду навестить сестру с мужем, разместившуюся в их постоялом дворе. Привратник оглядел меня подозрительно и спросил номер, я растерялась, и уже собиралась уйти, когда заметила как мужчина и женщина вошли в номер 4, так, что набравшись храбрости, назвала этот номер привратнику, он оглядел меня с ног до головы еще подозрительней, но пропустил. Я подошла к номеру 4 и подняла руку, что бы постучать, лихорадочно придумывая оправдание, скажу постояльцам, что ошиблась номером, но врать не пришлось, в этот момент во двор гостиницы въехал экипаж и привратник занялся им, а я быстро пошла к 10 номеру. Хорошо помнила фотографию двери с этим номером. На замке нужной мне комнаты оказалась белая полоска бумаги, припечатанная воском. И тут мне, наконец, пришла в голову светлая мысль или вернее главный вопрос: «а как я попаду в номер?» Преодолев столько препятствий, не уж то сдамся? Но придумывать что-то особенное не пришлось, потому что прямо ко мне направлялся портье. Высокий, худой, мужчина в неряшливо сидевшей на нем форме, с подобострастным выражением лица, очевидно, приклеившемся к нему намертво, шел ко мне звеня большой связкой ключей

- Уважаемая пани, кого Вы ищите, позвольте помочь Вам

- Если Вы хотите помочь мне, то откройте, будьте любезны эту комнату, здесь жил мой родственник, он, к сожалению, умер, был убит, Вы слышали о том? – придав своему голосу, оттенок печали и жалостливо заглядывая в глаза человеку, спросила я, вынимая при том из ридикюля бумажник, потому, что только купюра соответствующего качества, могла смягчить каменное сердце русского служаки.

-Слышали. Здесь была полиция и все опечатала, но если пани так нужно, увидеть, где провел последние дни своей жизни ее дорогой родственник, то можно помочь – ответил портье, приняв купюру и вопросительно на меня уставившись.

Неискоренимо взяточничество и жадность чиновников на Руси, я, вздохнув, прибавила еще рубль, и он вежливо улыбнувшись, нисколько не смущаясь, сорвал бумажку приклеенную полицией и отпер дверь. Широко открыв ее профессиональным жестом, с полупоклоном, пропустил меня в номер, но не успела я переступить порог, как дверь за мной захлопнулась, в замке повернулся ключ. Я принялась лихорадочно дергать за ручку и стучать

-Ах ты, негодяй! Немедленно отопри, слышишь, подлец! – но меня уже не слышали, за дверью прозвучал стук быстро удаляющихся шагов

Вот это неприятность! Господи, вот проныра, и еще деньги взял, не побрезговал! А я, то, дура, каких свет не видывал, как же не догадалась, что так легко двери, опечатанные полицией, не откроют. Но сейчас стонать и плакать было поздно, придется ждать, вечно же меня держать тут не будут. И я принялась не спеша оглядывать комнату.

Номер этот был один из лучших в отеле, большая гостиная-спальня с широкой постелью посреди комнаты, под балдахином, комод, два кресла, небольшой диванчик, и круглый стол около окна, умывальный столик с фарфоровым умывальником, над которым блестел медный кран, значит, в номер была проведена вода. Над умывальным столиком большое зеркало в тяжелой раме, печь выложенная красивым кафелем, элегантное бюро, крышка его была откинута, перо, чернильница, стопка почтовой бумаги, несколько конвертов с вензелем постоялого двора. Рядом с умывальником узкая дверь вела в гардеробную, где на невысоком топчане, мог ночевать слуга. Пол услан толстым ковром, на стенах красовались дешевые репродукции пейзажей известных художников в дорогих рамах. Гардеробная была почти пуста. Тут сиротливо стоял, большой чемодан, изрядно попутешествовавший, с потертыми краями. Крышка его была открыта, в нем в беспорядке валялись разные мужские вещи, я не стала их трогать. На вешалке висело два пальто, одно старое и поношенное, другое, новое, драповое, с каракулевым воротником, на рукаве еще болталась бирка самого известного в городе магазина готовой одежды. На полке для шляп, красовалась новая же, фетровая шляпа, щегольского вида и блестящий, высокий цилиндр. Да мой родственник, явно собирался вернуться к светской жизни. Больше в гардеробной смотреть было не на что, и я вернулась в номер. Не знаю для чего, ощупала одеяла, и подушки на постели, потом принялась рыться в бюро, черновики писем к тете забрала с собой полиция. Ничего, кроме гостиничных канцелярских принадлежностей в бюро не было. Осмотрела оставшиеся на умывальном столике бритвенные принадлежности, в них, тоже не было ничего интересного. Что же я ожидала увидеть в этом номере? Понятно, что полиция до меня тут славно потрудилась, большинство, интересующих их вещей они забрали. Еще несколько раз, обойдя комнату, я вернулась в гардеробную и присев над чемоданом, принялась, брезгливо рыться в мужском белье. Выбросив все вещи на соседний топчан, оглядела пустой чемодан.