Тот поднялся при появлении полицейских чинов, хотел было выставить угощение, его остановили, велели сидеть. Федот Сидоров насупился, зло смотрел на Егора. Прежде чем спросили его, вдруг заявил, что ничего он не знает, понятия не имеет, что сделалось с Алексеевым, и зачем-то повторил дважды, что он не кто-нибудь, а старшина рода в Жулейском наслеге!
Ни в чем не сознался и Егор Абрамов, даже когда подвели его к телу убитого.
Только и повторял одно и то же:
— Меня не нада сажать. Меня не нада сажать.
Но его и Федота Сидорова увезли в Чурапчу и посадили в участок.
Началось следствие.
Власти на время словно забыли про то, что и Пекарский политический ссыльный.
Разрешили ему заходить в камеру к Егору и подолгу беседовать с ним. Егор отнекивался, все повторял, что его сажать «не нада», он ни при чем.
— Да ты уже сам сознался, Абрамов, — сказал ему однажды Пекарский. — Помнишь, ты песню пел, когда собрал гостей? В песне той все рассказал, как вы с Федотом Сидоровым прикончили Петра Алексеева. Только что денег у него было совсем немного.
— Сто семь рублей только нашли у него. Только сто семь рублей! — закричал Абрамов. — Федот взял себе пятьдесят семь, мне остальные дал.
— Значит, ты сознаешься? Признаешь, что вы с Федотом убили Петра Алексеева?
— Зачем сознаваться буду? Люди с блестящими пуговицами меня посадят в острог. Не хочу в острог.
— Послушай, Абрамов. Ты сознался уже. Нашу беседу с тобой люди с блестящими пуговицами, как ты называешь полицейских, слышали и сейчас слышат. Но имей в виду, если ты сам сознаешься, если ты подтвердишь, что вместе с Федотом убил Петра Алексеева, то за твое признание тебя накажут легче, чем если ты по сознаешься.
— Легче? — с недоверием спросил Абрамов.
— Конечно, легче. Так по закону выходит.
— Тогда сознаюсь, — решил Абрамов. — Сознаюсь, но только меня подговорил убить Алексеева Федот Сидоров. Он первый ударил ножом. Он закричал мне: «Коли! Коли!» Тогда начал и я колоть. Он больше меня виноват.
Пекарский вышел из камеры и вернулся в нее со следователем. Абрамов начал давать показания.
Тогда и Федот сознался.
Федота и Егора судили, послали на каторгу, а в департамент полиции в Петербурге одновременно пришли две телеграммы; одна из Смоленска: «Ввиду проживания родных Алексеева в г. Богородске и многочисленности фабричных, по моему мнению, легко можно допустить секретное пребывание Алексеева на фабрике Морозова. За появлением его в Смоленской губернии имеется наблюдение». Вторая — из города Иркутска от генерал-губернатора о том, что, как установлено, Петр Алексеевич Алексеев убит Федотом Сидоровым и его сородичем Егором Абрамовым, причем тело Алексеева найдено, а виновные в убийстве сознались и заключены под стражу.
Директор департамента подписал телеграмму о прекращении розыска Петра Алексеева.
Похороны состоялись в Жулейском наслеге. Собрались якуты соседних наслегов. Съехались ссыльные из Чурапчи, из всей округи.
Пекарский произнес речь над могилой. Речь говорил на якутском языке. Потом перевел на русский.
Пекарский написал на карийскую каторгу Прасковье Семеновне Ивановской о гибели Петра Алексеева.
Прошло около четырех лет. Сосланная в Якутию Прасковья приехала в 1895 году в Жулейский наслег, нашла старшину наслега, попросила показать ей могилу Петра Алексеевича.
Старшина повел Прасковью к часовенке, посмотрел направо, налево — могилы найти не мог.
— Где-то тут похоронен. Или здесь, или вон там, за тем камешком… Точно не помню. Был холмик, рассыпался…
Эпилог
Прасковья Ивановская из мест ссылки своей бежала. Позднее она жила в Полтаве.
Письма Петра Алексеева хранила в запертом ларце, никому не показывала. Только дала в печать пять его писем, поддавшись на уговоры издателей.
Дневник, что вел Алексеев в Мценской тюрьме, так и пропал, сгинул навек.
Всего несколько строк о судьбе некоторых из тех, кто судился вместе с Петром Алексеевым.
Семен Агапов был приговорен к каторжным работам на срок сравнительно небольшой, но амнистирован не был. На карийскую каторгу отправили его позднее, чем Алексеева.
Филат Егоров сослан был в Западную Сибирь, но стал здесь сочинять «противоправительственные» стихи и подавать местным властям «дерзкие» заявления. Из Западной Сибири был выслан в отдаленнейшие места Восточной Сибири.
Иван Баринов поначалу был поселен в уездном городке Тобольской губернии. К Баринову приехала жена, они купили в городе Туринске маленький домик. Но вот бода! Домик — рядом с государственным казначейством. Из III отделения пришло указание, что неудобно, дескать, жительство государственного преступника по соседству с государственным казначейством. И Баринова выслали из Западной Сибири в Восточную.