Джабадари молча укоризненно покачал головой. Он явно был против предложения женщин.
Николай Васильев виновато смотрел на Ольгу:
— Как же так? Я чегой-то не понял. А ежели я, к примеру, уже женатый? Что ж мне, жену бросать?
— Чего выдумал! — раздался вдруг голос жены его Дарьи. Никто и не заметил, как Дарья вошла и, прислонившись к косяку двери, слушала споры.
Бардина быстро обернулась, встала, подошла к Дарье, положила руку ей на плечо:
— Что вы, Дарьюшка, что вы! Да к вам это не относится. Кто женатый, тот пусть и остается себе на здоровье женатым. Мы про молодых говорим. Кто еще не женился, кто замуж не вышел. Про тех.
— Ну вот, так-то понятнее, — проговорил Николай Васильев. — Дарья, слыхала, что тебе Софья Илларионовна сейчас объяснила? Никто тебя не бросит, не сумневайся. Ты пошла бы к себе, Дарья.
— Дарьюшка, — нашлась Ольга Любатович, — самовар наш остыл. Вот кабы вы его снова да разожгли.
— Невесть что и говорите тут, — проворчала Дарья. Однако взяла самовар и отправилась с ним на кухню.
— Ничего, ничего, — успокоила всех Бардина. — Дарья — человек свой. Да ничего особенного мы тут не говорили. Подумаешь, вопрос о безбрачии. Ничего политического.
— За Дарью не беспокойтесь, — уверил Николай Васильев. — Дарья и слушает — не поймет. А поймет — промолчит.
— Кто хочет высказаться? — спросил Джабадари. — Петр Алексеевич, ты?
— Что ж тут высказываться? Считаю — девушки правы. Не имеем мы права жениться. Пока не добились победы. И верно, брак будет мешать.
«Будет мешать, — думал Алексеев, опускаясь на табурет. — Вот никому это и в голову не пришло, а им пришло. Брак — заботы, а какие могут быть у революционера заботы, кроме революционных? Никаких не должно быть. Мало ли что мне нравится Наташа Баскакова. Да еще будет ли она счастлива со мной — неизвестно. Что за семейная жизнь у революционера! Наташа не способна к нашей работе. Ее не приучишь. И не поймет. Что ж это будет за жизнь с ней? Но могу. Не имею права. Завтра же прощаюсь с Наташей».
Джабадари не разубедил Алексеева. Джабадари горячо возражал фричам. Зачем вставлять в устав пункт о безбрачии? Кто хочет, пусть не вступает в брак. Кто полюбит — ну что ж, как говорится, дай бог ему счастья. А обязывать человека в брак не вступать нельзя. Джабадари предлагал не включать это требование женщин в устав.
Михаил Чикоидзе согласился с мнением Джабадари. К удивлению Петра Алексеева, и другие мужчины были того же мнения. Кто не хочет жениться или выйти замуж — пожалуйста. Но никого не обязывать. Так нельзя.
Спорили долго, можно революционеру жениться или нельзя. Наконец стали подсчитывать голоса. Николая Васильева, как женатого, не учитывали; семь мужчин — против пункта, предложенного Ольгой, восьмой — Петр Алексеев — за него. Из восьми женщин Александра Хоржевская подняла руку против пункта.
— Вот результат, — объявил Джабадари. — Предложение большинством отклоняется.
«А все-таки не женюсь. Что там ни говори, Ольга права. Нельзя. Не имею права. Как только Наташе сказать?» — мучился Алексеев.
Но вскоре и думать об этом перестал. Джабадари уже предлагал немедля приступить к работе в провинции.
— Нас ждет Россия!
Организация названа Всероссийской. Надо оправдывать название. Стали прикидывать, кому куда ехать. Иван Баринов и Николай Васильев — в Серпухов. Александр Дукашевич поедет в Тулу, Петр Алексеев — в Иванове Вознесенск, крупнейший центр текстильной промышленности, Варвара Александрова — в Шую, Александра Хоржевская — в Киев, Ольга Любатович — в Одессу, Михаил Чикоидзе и Цицианов — на Кавказ.
Осталось немногое — на ближайший месяц выбрать членов администрации. Выбрали Джабадари, Евгению Субботину, Василия Грязнова.
Решили, что ведать финансами организации будет Субботина. Это казалось наиболее естественным, потому что значительную часть средств давала она. На эти средства поддерживалась и заграничная анархистская (бакунинская) газета «Работник». Грязнов держал связи с мастеровыми. Иван Джабадари — с заграницей, с нелегальными кружками революционеров-интеллигентов.
Съезд Всероссийской социально-революционной организации закончил свою работу.
Глава седьмая
Петр понимал, что не вправе откладывать разговор с Наташей, — понимал и все же, откладывал.
«Завтра поговорю».
Но наступало завтра, наваливались очередные заботы — беседы с мастеровыми на фабрике Тимашева, чтение вслух запрещенных книжек, раздача брошюр, прокламаций, встреча в чайной с новичком, пристрастившимся к чтению, — смотришь, и день и вечер прошли и опять не пошел к Наташе. Он говорил себе, что нельзя отказаться от пропагандистских дел ради встречи с Наташей. Но тут же принимался бранить себя: вовсе не в том причина, что занят и времени нот, а в том, что и представить себе не может, как сказать девушке, что не имеет права вступать в брак. Кабы мог еще сказать правду про то, чем занят, из-за чего именно не имеет права жениться. Но этого-то сказать ей не смел.