— Значит, надо искать, — задумчиво сказал Алексеев.
— Ищите и вы, и я буду искать, Иван Спиридонович тоже.
Алексеев перебрался в общежитие фабрики Тимашева, на первый этаж, — было это нетрудно, на фабрике и работал, — и пошел по малолюдным улицам окраинной Москвы: не висит ли где-нибудь белая бумажка — знак, что сдается квартира. Джабадари и Бардина отправились в другие районы искать. Но первым нашел подходящую квартиру Алексеев в доме Корсак на Пантелеевской улице. Приглянулся ему отдельный флигелек в глубине двора — шесть комнат, кухня. Бардину стали считать хозяйкой новой конспиративной квартиры.
Дарья с Николаем Васильевым переселились в Лефортово — Николай работал на фабрике в Лефортовской части Москвы. Дарья стала стирать белье для бывших своих квартирантов-пансионеров, но приносил белье и выстиранное относил теперь сам Николай. Иногда за бельем приходила Хоржевская. Дарья, впрочем и не пыталась узнать, где ныне живут недавние ее постояльцы. Говорили ей, что по разным местам.
Как-то вечером Алексеев встретился с Джабадари в доме Корсак и узнал, что двое мастеровых — братья Союзовы, Сергей и Федот, арестованы.
— Вы понимаете, Пётр Алексеевич, полиция зашевелилась. И как раз наша организация занялась сейчас собственной типографией. Прямо не знаю, что нам делать. Получили мы типографский шрифт. А развернуться нельзя. Нельзя: полиция рыщет! Один выход — спрятать шрифт. Где прятать — не знаю. Подумайте, Петр Алексеевич.
Алексеев посоветовал закопать шрифт в Сокольническом парке. Места глухие, лес. В это время года народ там не бывает.
— А кроме того, Иван Спиридонович, достали бы вы гармошку.
— Гармошку достанем.
Гармошку Джабадари принес на следующий день. Филат Егоров, Николай Васильев и Петр Алексеев набили шрифтом карманы, зашили его под подкладку курток и шапок.
Васильев взял гармонь, Егоров — узелок, в узелке хлеб, соленые огурцы, две луковицы, селедка. Из кармана высовывалась бутылка водки. Собралась компания мастеровых погулять.
Джабадари внимательно осмотрел всех, остался доволен.
— Все хорошо. Но как быть с лопатами? Есть две лопаты и один ломик. Все надо взять с собой. На дворе снег растаял, земля мокрая, но, я так полагаю, еще промерзлая внизу. Лопаты можно снять с палок, засунуть под пиджаки, палки в руки. Но лом понадобится, без лома нельзя идти. Что делать с ломом?
Алексеев нашелся: обернул лом серой бумагой, заклеил, издали не разобрать, что это.
— Тяжело будет?
— Ничего. На конке доедем.
В сумерки выехали на конке в Сокольники. Уже начало темнеть, когда вошли в парк и свернули на боковую аллею. Чем дальше отдалялись от центрального круга, тем больше грязи налипало на ботинки, труднее было идти. Только что прилетели грачи и на голых деревьях подняли возню, так кричали, что человеческие голоса заглушались их криком.
— Раскричались, — кивнул на деревья Филат Егоров. — Кричите, кричите. Нам помогаете.
Аллейки парка кончились. Дальше начинался редкий лесок. Остатки нерастаявшего снега лежали лишь кое-где под елками, — их мохнатые ветви прикрывали снег от весеннего солнца. За все время в Сокольниках только и встретился единственный человек, старый, с седой бородой, шел, опираясь на палку.
Алексеев завел спутников в самое глухое, отдаленное место, выбрал большую сосну красноствольную, на небольшом расстоянии от нее стеной стали густые ели.
— Под сосной закопаем.
Под сосной земля, влажная от талого снега, от первых весенних ручьев. Алексеев ударил ломом о землю… Филат быстро насадил лопаты на палки, стали копать. Николай Васильев то копал, то отходил за елки поглядеть, но идет ли кто. Но в лесу было грязно, мокро, темно и сыро; не время людям ходить сюда. Алексеев велел Николаю прекратить копать землю, кинул ему перочинный нож:
— Пори подкладку, высыпай шрифт в коробку. И у меня на пори…
Кинул ему шапку свою, начиненную шрифтом, поддевку, такую тяжелую от шрифта, что Николай с трудом ее поднял.
Пока Филат Егоров и Алексеев копали глубокую яму, Николай выпарывал из-за подкладок запрятанные шрифты, укладывал их в три металлические коробки.
Меньше чем через час работа была окончена, коробки с типографским шрифтом уложены в ряд на дне ямы. Яму засыпали, утрамбовали землю, сверху покрыли разрытое место прошлогодними травами, мокрым хворостом — Николай приволок его целую охапку. Отошли, поглядели — нот, ничего не заметно. Вот только бы дерево не перепутать потом. Алексеев передал нож Филату: