— Друзья, — обратился к ученикам Василий Ивановский. — Надо признать, что заниматься здесь у вас, в общежитии, довольно трудно. Мы готовы ходить к вам, и, конечно, так было бы всем удобнее. Но занятия в общежитии пользы не принесут. Здесь вам мешают сосредоточиться, здесь вас отвлекают… Мы понимаем, конечно, что вам после работы идти на Монетную улицу нелегко. Но один час занятий на Монетной даст вам больше, чем три часа сидения здесь, в этой обстановке. Без вас мы решать не можем. Если вы захотите продолжать занятия здесь, что ж, мы подчинимся и будем к вам приходить. Но, повторяю, на Монетной от одного часа пользы будет намного больше. Ставлю, господа, вопрос этот на голосование. Пусть те, кто согласен приходить к нам на Монетную улицу, поднимут руки. Потом проголосуем, кто за то, чтоб заниматься у вас в общежитии.
За Монетную улицу проголосовало человек двенадцать. Трое или четверо были против: вот еще, тащиться в такую даль. Тут хоть сразу после занятий можно завалиться на нары.
На другой день Смирнов и Алексеев отправились в коммуну студентов. Дом, в котором жили студенты, небольшой, старый, во втором этаже две квартиры. Студенты занимали одну из них. В квартире три большие комнаты; четвертая, маленькая, предназначалась для прислуги, но в ней жила сестра Василия Семеновича Ивановского. В остальных — четырнадцать студентов Медико-хирургической академии. Василий был среди них хозяином не хозяином, а вроде главного — организатор коммуны, ее душа. Готовила на всех Прасковья Ивановская, очень стройная, с открытым большим лбом. Каштановые волосы гладко зачесывала — волосок к волоску, улыбалась редко. У того, на кого взглянет с улыбкой, сразу делалось светло ла душе.
Василий ввел Смирнова и Алексеева, там уже ждал их Цвиленев и несколько мастеровых. Все сидели вокруг стола, Цвиленев что-то говорил, мастеровые слушали молча.
— Усаживайтесь, — предложил Ивановский Смирнову и Алексееву. — Сегодня все вместе займемся. Потом на группы разделимся.
— Еще не все собрались, — вставил Цвиленев. — Подождать надо. Ведь придут еще? — обратился он к Ивану Смирнову.
— Должны прийти. Обещали.
Цвиленев заговорил о том, что здесь заниматься будет удобно. Никто не мешает, комнат в коммуне несколько, разобьемся потом на группы, а сегодня почитаем для всех… Произнеся часть фразы, он перебивал себя вопросом к сидевшим: «Правда? Не правда ли?» — и, не дожидаясь ответа, продолжал.
Через несколько минут в дверь позвонили. В столовую вошло еще пять человек. Потом еще три. Последним пришел Иван Меркулов. Он опоздал — робко попросил извинения.
Набралось человек двадцать. Ивановский притащил табуретки. Расселись тесно.
Прасковья Семеновна подошла к лампе, подвешенной над столом, чуть прикрутила фитиль и отошла, села на диван, напротив Петра Алексеева. Петру хотелось неотрывно смотреть на нее. Ее светлое лицо притягивало его, но было неловко не отрывать от нее взгляда. Он на минуту отвел глаза в сторону, потом снова, будто нечаянно, глянул на Прасковью, сидевшую на диване, посерьезневшую, пригожую, с такими прямыми бровями, каких он не видел еще.
Она вдруг подняла на него глаза, заметила, что он смотрит в упор на нее, и улыбнулась ему. Улыбка только чуть-чуть шелохнула ее губы, только чуть-чуть на долю мгновенья посветлели ее глаза, но у Петра дух захватило. Большой, сильный, мужиковатый, Петр Алексеев застыдился этой вызванной его взглядом девичьей улыбки, почувствовал, что краснеет, торопливо уставился в стол, боялся голову поднять.
«Что это я, однако? — спрашивал он себя. — Что это, а? Не барышнями пришел сюда любоваться. За делом. А глазею на девушку, глаз от нее оторвать не могу. Да что мне она! Она образованная, а я мастеровой, темнота, деревенщина».
И стал внимательно слушать, что говорил Цвиленев.
— Друзья! На группы мы разобьемся в следующий раз и регулярные занятия начнем со следующей встречи. Могу сообщить, что мы выработали программу занятий с вами. Вот Сергеев и Варламов будут преподавать вам русский язык. Кому надо, с азбуки начиная. Сердюков — знакомить вас с историей французской революции и историей России. Политическую экономию — предмет особенно важный для рабочих людей — вам будут толковать наши товарищи Ветютнев и Ивановский Василий, вы с ним уже знакомы. Арифметику и физику кто из нас будет преподавать, мы еще не решили, сообщим вам потом. Литературу — я. Сегодня для начала я собираюсь почитать вам отрывки из очень интересного сочинения писателя Берви-Флеровского «Положение рабочего класса в России».