В ту минуту он не сомневался, что это Касс. Никакой не местный пьяница; Касс – обманутый любовник, дважды убийца, которого искал Паринелло. Это ужасно, невыносимо, но это так. Зачем же дальше мучить девушку? Ступай, найди американца в грязном хаки и в очках, за которыми стынут глаза обреченного. Это будет нетрудно, если он сам не решил последовать за убитыми…
Но вот бесшумно и сурово в комнату вошла сиделка в белом, монахиня с лошадиным лицом, и, даже не кивнув ему, стала между ним и Франческой, и, когда перед лицом у него возник согнутый, в крахмальных складках, зад и он отодвинулся со стулом, что-то вдруг высветилось в уме, словно порыв ветра распахнул ставни и впустил солнце. Это не мог быть Касс. А если не Касс, значит, тот, на кого он подумал сначала… Он долго размышлял об этом, а сиделка молча хлопотала над девушкой; потом он увидел, что Франческа широко открытыми глазами смотрит в пустоту. Он попросил монахиню выйти. Она бросила на него сердитый взгляд и отказалась. Он раздраженно повторил просьбу и, уже обмирая от волнения, придвинул стул к кровати. Сиделка опять отказалась. Он опять попросил ее выйти. Она отказалась.
– Vadavia! Via![347] – зарычал он. – Вон отсюда, черт бы вас взял! – И она испуганно вылетела в вихре складок.
Он наклонился к девушке:
– Франческа, скажи мне, только подумай. Кто тебя обидел? Ведь не Касс, нет?
– Нет, – ответила она слабым голосом. – Не Касс.
– Так кто же?
– Синьор Флагг.
Растерянность, недоумение. Не могло такого быть. Этот американец с бессмысленным лицом смазливого мальчика?
– Что с тобой сделал синьор Флагг?
– Он взял меня… – У нее потекли слезы, грудь начала вздыматься, и она громко заплакала – теперь, наверно, от боли. Потом утихла, закрыла глаза, и он решил, что она опять потеряла сознание. Но она зашевелилась, а потом посмотрела на Луиджи большими испуганными неподвижными глазами. – У него в комнате.
– У него в комнате?
– Да. – Она замолчала. – Я умру?
– Что он с тобой сделал?
– Я… – Франческа с трудом повернула голову. – Не могу сказать. – И этим все сказала.
– Он взял тебя не на тропинке?
Но она только тяжело дышала.
– Он взял тебя не на тропинке? – мягко повторил Луиджи.
– Не знаю, – прошептала она после долгого молчания. – Ничего… Все… Я не забыла… – Но она уже была далеко и сама себе противоречила.
– Ты помнишь, что было на тропинке?
– Я не забыла.
– Франческа, ты помнишь? Скажи, ты помнишь, тебя обидели на тропинке?
– Я не забыла.
– Франческа. Скажи мне. Это был Саверио?
Короткое молчание было как грохот в его ушах.
– Да! Боже мой, Саверио! – крикнула она измученно и хрипло. – Боже мой, да! Боже мой! Боже мой! Боже мой!
Он позвал сиделку, но в этом не было нужды: не успела та подойти, как девушка судорожно дернула шеей, вздохнула и опять провалилась в забытье, и только потом замер ее горестный плач, словно она ушла втемную пещеру. Луиджи встал.