— Так точно, — наклоняя голову, подтверждал Агафон Анатольевич.
И уже опережая просьбу, говорил:
— Семенами, когда будут, поделюсь. Приходите, приходите.
Большего людям и не надо было, а потому перекинувшись с хозяином будущего урожая чудной репы, ещё несколькими незначительными фразами, никоим образом уже не влияющими на тему начатого разговора, прощались со стариком, уходя далее по своим делам.
А тот, или же выдохнув табачный сизый дым в сторону подлетавших к нему, назойливых комаров, если курил, или же отмахнувшись от кровососов рукой, провожал уходивших от него деревенских жителей, хитрым смеющимся взглядом.
Ему было всё равно. Все преувеличения о будущей репе исходили ведь от его старухи, а не от него.
И отвечая на вопросы, он каждый раз говорил истинную правду.
— «Посадил репу? Посадил. Высокой урожайности? Высокой!»
Иного люди и не спрашивали.
Подойдя к старику и увидев его серьёзный, задумчивый взгляд, они забывали о многом из того, что хотели сказать, дабы скрасить всю беседу, и чуток прикрыть собственный интерес к неведомой репе.
Ну а дед, вновь и вновь, как только просители покидали его двор и скрывались за соседними домами, заливался негромким, хрипловатым старческим смехом. И смех его порой продолжался до появления очередных просителей.
Тогда дед делал вид, будто закашлялся, и если курил свою махорку, начинал её клясть на словах за чрезмерную терпкость. Потом сразу же принимал серьёзное выражение лица, отчего всё начиналось сначала. Коротко испросив, что желали узнать, новые гости спешили поскорее удалиться.
Так продолжалось довольно долго.
Когда же Агафону Анатольевичу приелась его роль в происходящих событиях, он стал подумывать о том, чтобы уйти в дом, но не сделал этого по той причине, что его нашли бы и там. Даже в случае с закрыванием входной двери, результат не порадовал бы его.
Вечер нынешнего дня закончился бы спокойно, а на утро всё началось бы опять. Смеяться же два дня подряд, ему не хотелось. Он и так уже всё время держался одной рукой за живот, и убирал её только тогда, когда кто–нибудь являлся.
При этом ему приходилось немного напрягаться, ибо живот уже начинал болеть даже при отсутствии смеха. Этим обстоятельством и объяснялось серьёзное выражение его лица.
Ещё, время от времени, Агафон Анатольевич вспоминал о своём фронтовом товарище, Митриче, как он его по–дружески называл.
Вспоминал он однополчанина не напрасно. Он всё ждал, когда его старуха, придёт к нему в гости. Уж он–то сумеет вразумить её.
А тем временем, размер репы, со слов Зинаиды Викторовны, как она её всем представляла, вырос буквально чуть ли не с хорошую тыкву. Во всяком случае, он был близок к той сказочной чудной репке, которую, как всем известно, тянули и дедка с бабкой, и внучка с жучкой, и кошка с мышкой. И где только с помощью последней, репка была вытянута из земли.
— Как же вы урожай собирать будете? — недоумевали покорные слушатели.
— Было бы чего собирать, — важно отвечала Зинаида Викторовна, не задумываясь над тем, что именно говорить в ответ на сей вопрос.
Вскоре вся деревня знала о чудесной репе. И знала даже благодаря не только стараниям Зинаиды Викторовны, а ещё и благодаря простой людской молве.
Дошёл–таки слух и до Макара Дмитриевича.
Проходившая мимо его двора доярка, Варвара Леонидовна, поспешая на ферму, в нескольких словах поведала ему об этом в качестве горячей новости.
Макар Дмитриевич ничего не ответил доярке. Он только нахмурил брови. А та в свою очередь, как я только что сказал, спешила, поэтому больше говорить ничего не стала.
Однако после ухода Варвары Леонидовны, Макар Дмитриевич, прежде спокойно коловший дрова у себя на дворе возле поленницы, примыкавшей к стенке сарая, не смог также спокойно продолжать делавшуюся работу.
Воткнув топор в очередное полено, он уселся на лавку возле своего дома, курить старую чёрную трубку.
Дымить самосадом собственного изготовления, сидя в одиночестве, пришлось ему не долго.
За этим занятием его и застала Зинаида Викторовна. И не только застала, а ещё и, глядя на него, начала попрекать, тем самым взяв на себя ответственную роль в начинающемся разговоре.
— Сидишь вот, куришь! Нет, чтобы делом заниматься. Брал бы пример с людей.
После сих слов Макар Дмитриевич, не смотревший на супругу своего фронтового товарища, и вообще сидевший к ней боком, скосил в её сторону глаза, словно не мог сейчас повернуть головы.
Смерив Зинаиду Викторовну хмурым взглядом, он спросил её:
— С тебя, что ли пример брать–то надо? Ходишь тут по всей деревне, треплешься почём зря.